Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2007/08/03/десоциализация/
 

Обыденность

Сознание обывателей устроено таким хитрым образом, что из всего многообразного потока информации оно выхватывает лишь то, что обыватель желает слышать и знать. Средний человек слеп и глух ко всему, что способно разрушить его устоявшиеся представления о мире и о себе. Это не «хорошо» и не «плохо»; в конце концов, каждый сам выбирает свой путь в никуда, и обыватель ни в коем случае не исключение из этого странного правила. Раздражение всякого мыслящего существа вызывает упрямое нежелание обычных людей смотреть дальше своего носа, выливающееся в агрессивное отношение ко всему новому, не укладывающемуся в усвоенные с детства схемы и шаблоны. Обладая численным превосходством и поддержкой властных структур (как светских, так и «духовных»), обыватели являются основным препятствием, стоящем на пути личностного и биологического прогресса всего человечества и отдельных индивидов. В обществе доминирует посредственность, с которой многие вынуждены считаться в силу сложившихся обстоятельств. Если обстоятельства изменятся, мир станет другим.

Обыватели стремятся свести реальный мир к понятной и приятной для разума картинке на экране телевизора, заменившего им мозги. Современная телевизионная реальность воплощает в себе апофеоз антиинтеллектуального гедонизма, активно насаждаемого всякого рода проповедниками морали, стремящимися остановить развитие человечества. «Мы живем в конце истории, мы — вершина эволюции, — говорят они. — Зачем что-то менять?» Каждая новая телевизионная передача или газетная статья, созданная обывательским сознанием, служит его укреплению в невежестве и безосновательной самоуверенности. Информация, вызывающая умственный дискомфорт должна исчезнуть — таков основной закон обывательского миропорядка. Все, что прямо или опосредованно вызывает тревогу, беспокойство или страх также должно исчезнуть. Обыватель не желает видеть ничего, что способно нарушить хрупкое равновесие его внутреннего мира, похожего на неподвижное сонное болото. В этом опять-таки нет ничего дурного. Люди столетиями стремились к сытой и комфортной жизни, и они, в конце концов, получили право на такую жизнь, однако следует понимать, что жизнь обывателя подходит далеко не всем. Тем не менее, обыватель считает, что его форма бытия не просто «лучшая из возможных», но и единственная допустимая для всех. Сон разума рождает воображаемых чудовищ. В чудовище превращается всякий, кто не похож на обывателя, или обладает большей силой и возможностями, чем он. Поэтому обыватель всячески стремится навязать свой примитивный образ жизни и мысли окружающим его людям, дабы ни одно создание не нарушало своим «нестандартным» поведением убогий покой его полубессознательного существования.

В чем опасность обывательского взгляда на действительность? Главным образом в том, что обыватель стремится предельно упростить мир и человека, свести реальный многомерный мир к набору раз и навсегда установленных идей и догм. Сталкиваясь с какой-либо проблемой, он не пытается развить свой интеллект до необходимого для ее решения уровня. Вместо этого он ищет простые и понятные ответы и, разумеется, находит их (не без помощи заинтересованных лиц). То, что эти ответы зачастую оказываются ошибочными, его не волнует. Обыватель не может ошибаться, потому что он всегда прав. Ошибаются те, кто с ним не согласен, следовательно, окружающие должны либо принять точку зрения обывателя, либо исчезнуть из его обыденности. Концентрационные лагеря и ГУЛАГ породило именно обывательское сознание, которое теперь стремится всячески отмежеваться от этих явлений, переложив ответственность за них на диктаторов, которые к тому же давно мертвы и не имеют возможности высказаться в свою защиту. Но кто такой диктатор без поддержки народа? Обычный сумасшедший, над которым в иных обстоятельствах те же самые обыватели искренне потешались бы. Сколько таких не реализовавших себя диктаторов бродят по улицам нынешних городов? Люди не хотят об этом задумываться и не любят тех, кто указывает им на эти прискорбные для обывательского самолюбия факты. Но фактов больше не существует, есть только единственное правильное мнение — мнение самого обывателя. Стерильный мозг уже не способен осознать и признать собственные ошибки; он ищет только оправданий. Обыватель верит в бога, потому что его родители верили в бога. Он патриот, потому что по телевизору ему рассказывают о том, что он должен быть патриотом. Он носит одежду и питается продуктами определенной марки, потому что большинство его знакомых поступают точно так же. В сущности, обыватель — это кривое зеркало, отражающее искаженный внешний мир, но не способное отразить себя. Обыватель знает, что он делает, не знает, почему он поступает определенным образом. В основе его ущербной психологии лежит всепоглощающий инстинкт подражания, с которым бесполезно бороться. Да и нужно ли?

Вообще, всякий, кто имеет вкус к жизни, старается избегать лишних людей, которые умеют только мутить воду и распугивать прекрасных рыб. Не потому ли боги избегают людей сегодня, что они — боги — нашли более интересные объекты для созерцания? Конечно, странники — не боги, и не каждый из них может позволить себе жить в башне из слоновой кости, но это не значит, что, сосуществуя вместе с людьми странник должен существовать как люди. Пастухи не едят траву, подобно овцам, хотя и ходят по одной с ними земле.

Слишком многие воспринимают общество как некую устойчивую систему, развивающуюся во времени и пространстве. Из веры в это положение некоторые еще выводят все свои мысли об отношениях, возникающих между обществом и странником. Однако никакого общества нет. Сама идея общества ложна. Эта идея существует в головах большинства людей потому, что ее туда заложили еще в детстве. Странник — это человек, в голове которого не существует идеи общества и происходит процесс ничтожения любых мифов, созданных адептами этой странной веры в существования социума. Воспринимать этот бурлящий хаос возникающих и исчезающих структур, отношений, контактов, неожиданных звонков, незапланированных встреч и случайных столкновений как нечто целостное и ценное может только тот, кто живет исключительно в рамках этих структур и отношений.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что по истечении определенного срока почти каждый странник начинает испытывать трудности при общении с обычными людьми. Он начинает понимать, что говорит вовсе не с людьми, а с каким-то неведомым организмом, социальной тысячеголовой гидрой, твердящей на разные лады одно и то же. Сотни, тысячи людей в жизни и с экрана телевизора повторяют одни и те же слова о долге, патриотизме, ответственности, индивидуальности и т.д. Чтобы люди его понимали, странник вынужден включаться в существующие дискурсы, имитируя личность обывателя. Но, в конце концов, он осознает, что сказать ему этим людям, в сущности, нечего. Его мысли слишком не похожи на мысли обычных людей. То, что люди говорят ему, не интересует его. Странник «не выпадает» из общества, общество не изгоняет его и не пытается уничтожить, просто странник не совпадает с обществом. Странник в обществе есть ничтожение общества в страннике. Он ничтожит все общественные идеалы, все религиозные и нравственные нормы, он подвергает де(кон)струкции сами основы общества, расчленяя их на элементы, из которых можно потом лепить все, что угодно или попросту выбросить их на помойку. Общество не способно навредить страннику, потому что он суть ничтожение самого понятия «вреда».

Начинать де(кон)струкцию социума следует с трансформации мира, вернее картины мира в головах большинства. В эпоху глобальных коммуникаций образ пламенных революционеров, собирающихся на конспиративных квартирах, безнадежно устарел. Мысль о распространении новых идей и философий также не выдерживает критики, поскольку большинство весьма консервативно и относится к новшествам враждебно. К тому же стадо способно любую идею превратить в ее полную противоположность. Можно действовать иначе. Мы берем картину мира в головах людей такой, какая она уже есть. Разлагаем ее на составные части, кружащиеся в первозданном хаосе неуверенности, бессилия и страха, и конструируем из них новую картину мира по образу и подобию своему.

Странник является асоциальным элементом потому, что ему чужды ценности, интересы и образ жизни обычного человека. Но если это так, что тогда некоторые странники делают среди людей? Орлам чужды интересы и образ жизни овец, поэтому мы не видим орлов в отарах. Если странник имитирует жизнь обывателей, то он является обывателем ровно в той степени, в какой ему удается эта игра. Оппозиция «явление-сущность» здесь недействительна Человек — это все, что он делает, и если он большую часть своей жизни играл обывателя, то он прожил жизнь именно как обыватель. С другой стороны, все, что делает человек — это и есть он. Периодически раздающиеся вокруг призывы отличать себя «настоящего» от себя «притворного» неконструктивны в своей сути. «Настоящий» странник в обычной жизни становится «настоящим фальшивым обывателем». Вопрос в том, можно ли быть настоящим странником и фальшивым обывателем одновременно. Здесь вскрывается настоящее различие между странником и обывателем: обыватель в состоянии в каждый конкретный момент времени о-существляться именно в качестве обывателя. В противоположность ему странник имеет возможности и ресурсы в случае необходимости осуществлять себя одновременно и как странника и как обывателя. Многомерность сознания раскрывается в игре смыслами, когда одно выражение имеет несколько значений, исключающих саму возможность однозначного понимания. Быть одновременно и высшим и низшим, и рабом и хозяином, и тварью и творцом — не за этим ли поворотом скрывается странствие завтрашнего дня?

Семья

Отличительной чертой странников является способность превратить повседневность, столь ненавистную многим людям, в своеобразную игру со всем человечеством. Странники живут в обществе, однако они не допускают того, чтобы общество поселилось в их душах. Перефразируя Ницше, можно сказать, что человеческое общество — это пытка для странника. Поэтому странники предпочитают ходить темными путями, скрытыми от сознания обычных людей. По отношению к обывателям странники — потусторонние существа, понять которых они не в силах. Зато странники прекрасно разбираются в людях.

Самые первые люди, с которыми странники вынуждены сосуществовать и общаться, — это их собственные родители. В современном обществе любовь к родителям считается «добродетелью». По меньшей мере, их необходимо уважать. Почему? У общества нет внятного ответа на этот вопрос. Потому что так принято — и всё тут! Однако подобным стереотипам нет места в мировоззрении странников. Родители — это такие же люди, как и все, не лучше и не хуже, и нет никаких оснований выделять их из толпы, придавая факту их существования особое значение. Родив странника, они исчерпали свое функциональное назначение. Быть родителем — это единичный акт, совершенный в отношении к рожденному, а не процесс, в котором странник вынужден существовать на протяжении долгого времени. Родители навсегда остаются в прошлом, их существование ограничивается периодом, прошедшим от момента зачатия до момента рождения ребенка. После этого они превращаются из родителей в воспитателей.

Любовь родителей ничего не значит. Любить можно что угодно: ребенка, свою собаку, героев телесериала, недостижимую мечту. Некоторые люди живут за счет того, что пожирают чужую любовь, чувствуя себя нужными и значимыми. Однако родительская любовь не входит в число любимых блюд странников. Зачастую любовь убивает в человеке его душу. Это опасное оружие, лишающее человека его собственного Я и отнимающее у него свободу.

Родители хотят видеть своих детей послушными и счастливыми (по их мнению одно следует из другого). Наивные, они полагают, будто им ведомо, что такое счастье. Но счастье, заранее выдуманное родителями, неприемлемо для странника. Семья входит в состав общества и служит для создания новых членов социальных групп. Может ли средняя семья воспитать в человеке Личность? Прежде всего, установим, что такое личность. Личность — это автономный человек, который действует независимо от общества, способный в определенной ситуации противопоставить себя обществу. Характерными чертами сильной личности являются следующие: умение управлять собой, высокий уровень самосознания, способность к самоанализу, трезвая самооценки и самоконтроль, стремление к гармоничному развитию и свободному творческому самовыражению. Странники стремятся быть именно такими Личностями. Добровольный конформизм для них неприемлем.

Теперь дадим определение семьи. Семья — это ячейка общества. Почему семью называют ячейкой общества? Видимо потому, что она выполняет некоторые общественные функции, одной из которых является воспитание и формирование социальных навыков у детей, родившихся в семье или семьей усыновленных. Вопрос в том, что при этом родители и общество желают получить в качестве конечного результата. Нужны ли обществу и государству независимые сильные свободомыслящие Личности? Ни в коем случае. Социум — это отлаженный механизм, который не будет подстраиваться под каждого конкретного индивида, следовательно(?!), индивид должен подстроиться под требования и стандарты общества. Столкновение личности и общества неизбежно, и личность должна будет либо уступить, либо погибнуть. Семья в этом отношении выполняет функцию превентивного подавления и стандартизации личности. На более поздних этапах в этот процесс включается государственная система образования и все общество в целом.

В каждом обществе в определенный момент времени существует некий шаблон, именуемый отчего-то «нормой». В разные времена «нормой» считались разные, подчас прямо противоположные вещи, что, однако, не мешает большинству людей считать существующий «шаблон» единственным правильным и приемлемым. Именно под этот шаблон в семьях начинают «обтесывать» личности детей. Все, что не вписывается в понятие «нормы» попадает в разряд «отклонений» и безжалостно искореняется порой несоразмерно жестокими методами. Следует уточнить, что «ненормальность» четко делится на две категории. Ненормальность, которую общество может использовать во благо себе, называют «талантом» или «гением». Ненормальности, которые приносят обществу вред, именуются «эксцентричностью», «безумием», «отклоняющим поведением» и т.п. Понятно, что мнением каждой конкретной Личности на сей счет никто не интересуется («встать в строй!»).

Следует отметить еще один немаловажный аспект. Почему-то считается, что каждый родитель потенциально способен стать воспитателем и сформировать личность в ребенке. На сей счет К.Г. Юнг в «Конфликтах детской души» писал следующее: «Оспаривать или хотя бы умалять возможности младенчества никто не собирался; слишком уж очевидны тяжкие, часто пожизненные раны, наносимые ублюдочным домашним и школьным воспитанием, и слишком неотложна необходимость разумных педагогических методов». Впрочем, справедливости ради, отметим, что Юнг не дает спуску и профессиональным педагогам: «Они получили в большинстве своем то же самое дефективное воспитание, как и дети, которых они, как предполагается, должны воспитывать, и они, как правило, личности в такой же малой мере, как и эти дети».

Разумеется, сейчас в книжных магазинах существуют целые отделы, где продается литература о воспитании детей, однако ажиотажа там не наблюдается. Молодые мамаши выбирают любовные романы сомнительной художественной ценности, а отцы отдают предпочтение футболу и пиву, в результате чего основными методами воспитания остаются отцовский ремень и истеричный материнский крик «нельзя!». Последствия таковы: мы имеем рост подросткового алкоголизма, наркомании и самоубийств, по числу которых Россия, не являясь ни самой бедной, ни самой тоталитарной страной, давно уже удерживает первое место в мире. И виновата в этом отнюдь не «разлагающая молодое поколение» западная культура или «происки жидомасонов», а дебильные родители, которые лепят детей против их воли по образу и подобию своему.

В результате подобного «воспитания» общество получает тупых послушных рабов, покупающих то, на что им укажут корпорации и голосующее за тех, кого разрекламируют по телевизору. Независимые самостоятельные Личности не нужны ни торговцам, ни генералам. Для них идеальным считается человек вообще не имеющий личности, которую заменяет стандартный набор желаний, целей, чувств, мнений и т. п., беспрекословно подчиняющийся рекламе и приказам и, в случае необходимости, готовый отдать свою жизнь за то, на что ему укажут хозяева. Семья получает «госзаказ» на производство «члена общества», и редкие Личности, с трудом пробивающиеся сквозь годы становления, появляются не благодаря родительскому воспитанию, а вопреки ему. Отцы тупо лепят из сыновей свои копии, матери своим примером душат в дочерях свободолюбие и воспитывают в них один и тот же комплекс неполноценности, который заключается в восприятии незамужней женщины как неудачницы (надо же чем-то гордиться, если ничего путного в жизни не сделала).

В процессе воспитания в семье формирующаяся личность ребенка подвергается чудовищному давлению, насилию и искажению, она непоправимо уродуется, калечится и деформируется, в нее внедряются изначально чуждые ей психологические ограничители, например мораль, совесть, стыд, вина, что ведет к возникновению неврозов и комплексов, отравляющих повседневное существование. Но и этого как будто мало. Истощенную, искалеченную человеческую личность опутывают цепями религиозных или научных догм (в зависимости от предпочтений родителей), надевают на нее ошейник патриотизма (или, если угодно, этноцентризма) и намордник, состоящий из «правил поведения и приличий» и в таком вот виде выпускают в «жизнь». Роль семьи в формировании личности можно охарактеризовать как безусловно отрицательную, а влияние воспитания на психическое и физическое здоровье ребенка как крайне негативное. Любовь к родителям подобна любви жертвы к своим палачам.

Странник будет использовать родителей до тех пор, пока они ему полезны, после чего, не колеблясь, отречется от них, если найдет в этом выгоду. В конфликте отцов и детей время и сила на стороне молодых. Умирая, старики освобождают место для новых поколений. Самым большим недостатком некоторых людей является их слишком долгая жизнь.

Любовь

Любовь в современном обществе — это миф, созданный и культивируемый людьми, боящимися естественного состояния одиночества. Разумеется, для тех, кто верит в любовь, она совсем не является мифом, ведь, как писал А. Лосев в «Диалектике мифа»: «…с точки зрения самого мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть фикция и игра фантазии». Каждый человек бесконечно свободен в своем одиночестве и поэтому страшится его. Люди жаждут общения, населяют свое одиночество фантомными богами и демонами, воспевают единение через мифическую любовь к людям и к богу, ибо любовь к человеку — это всегда любовь к богу, «сотворившему» его. В конце концов, смерть расставляет все по своим местам. Любовь — это иллюзия, но не более того. В любовь можно играть, но в нее не нужно верить. Я считаю, что странникам одинаково противопоказана как любовь, так и ее неразлучные подруги: вера и надежда. Существенное различие между странником и обывателем заключается в том, что странник играет с тем, что свято и неприкосновенно для массового человека. Порой, чтобы освободиться от чужой «святыни» в себе, ее необходимо убить. Странник свободен-от христианского толкования любви, однако ему ведомы многие другие ее разновидности, от которых религиозные люди давно отказались и позабыли об их существовании. Странник не приемлет любовь как прощение, поскольку прощение нужно заслужить. Странник не нуждается в любви как в удавке на шее возлюбленного. В отличие от обывателей, странники не убивают то, что любят, они убивают саму любовь, чтобы она не мешала эстетическому созерцанию или сексуальным действиям. Страдать из-за любви — что может быть глупее?

Любовь — это миф, насаждаемый и пропагандируемый государством. Во-первых, государству, этому прожорливому Левиафану, постоянно требуется приток новых рабов. Думаю, в XX веке ни у кого не осталось иллюзий относительно того, что все мы являемся рабами своих государств. Государство полезно нам, поэтому мы терпим его диктат. Когда государство перестает удовлетворять потребности большинства, оно оказывается на краю гибели. Если государство ничем не одаривает своих граждан, никакие карательные меры не спасут его от гибели. Во-вторых, государству не нужны свободные и независимые люди, поскольку их труднее контролировать. Идеальный гражданин — это чиновник или менеджер, а не поэт или изобретатель. Семья как основа многих современных государств — это всего лишь одна из разновидностей добровольного рабства, инструмент порабощения, связывающий человека многочисленными обязательствами. Я говорю именно о семье, а не о браке. Брак для меня — юридическая формальность, которая может принести пользу в определенных ситуациях. А вот институт семьи устарел и должен быть разрушен.

Семья — это, прежде всего совместная жизнь, основанная на взаимных уступках. Единственный способ избежать ненужных компромиссов с членами семьи — это жить одному, предоставив воспитание детей и ведение хозяйства слугам-воспитателям. Диктатура отца в семье бывает порой ужасна. Многие творческие люди, раскрывшие свой талант, выросли в семьях, где не было отца или отец почти не занимался воспитанием детей. То же самое верно и в отношении матерей. Любящая мать похожа на паучиху, опутывающую своих детей так, что иной раз они задыхаются в липком коконе ее облагороженного высокими словами жестокого инстинкта собственницы. Символом всего самого мерзкого в человеческом бытии для меня служит крестьянская семья XIX века. Как славно, что эти времена прошли. Сегодня любовь, брак и семья представляют собой три совершенно разных и никак не связанных состояния личности. Перед нами открывается новый мир, мир, в котором, говоря словами Э. Тоффлера, «брак есть состояние скорее временное, чем постоянное, в котором внутрисемейные связи разнообразны и экзотичны, в котором гомосексуальные пары могут быть приемными родителями, а пенсионеры растят младенцев» («Шок будущего»).

Любовь — это миф, возведенный в ранг одного из столпов человечности. Но что такое эта «человечность»? Человечностью, к примеру, называют любовь к своим детям, стремление защитить их, страх перед смертью, стремление к продолжению рода («подлинная» любовь), защита собственности и территории (патриотизм), стадность и подчинение более сильному (иерархия). Однако все эти качества мы наблюдаем у животных, следовательно, то, что принято называть «человечностью», в действительности является «животностью», результатом действия инстинктов в человеческой душе. Не следует ли называть человечностью нечто прямо противоположное?

Человеческий ад — это любовь к другому. Странники учатся любить самих себя. Любовь к себе проявляется, прежде всего, как принятие себя, своих слабостей, недостатков и ошибок, чтобы впоследствии исправить их. «Любовь — это сострадание, и всякая любовь, которая не есть сострадание, — это себялюбие», писал А. Шопенгауэр в работе «Мир как воля и представление». Зададимся вопросом: кому может со-страдать странник? Беды обычных людей столь же ничтожны, как и сами эти люди. Здесь требуется не сострадание, а микроскоп, чтобы разглядеть и понять, что именно они привыкли считать страданиями. Страдания большинства людей есть фикция. Люди страдают, потому что хотят страдать, или потому, что ничего другого не умеют. Быть счастливым — это большое искусство, освоить которое под силу далеко не всякому. Со-страдать другим странникам он не будет по той простой причине, что тем самым нанесет им оскорбление. Это все равно что хватать руками пищу из чужой тарелки. Сострадает ли странник самому себе? Отнюдь. Если странник страдает по какой-либо причине, он не будет приумножать свое страдание, разделяя его с самим же собою. Поэтому можно с уверенностью сказать, что подлинная человеческая любовь заключается именно и исключительно в себялюбии. Любая другая любовь будет всего лишь иллюзией, порожденной любовью к себе-в-другом, в том числе и к себе-любящему-другого.

Любовь — это миф, навязываемый людям в качестве «смысла жизни» или «истины» и имеющий религиозные корни: «Бог есть Любовь». Обожествляя любовь, многие проповедники пытаются вывести ее за пределы критики. Любовь, дескать, основывается на чувствах, и разуму здесь делать нечего. Но именно потому, что их воображаемая любовь касается эмоциональной сферы человеческих отношений, она должна быть подвергнута беспристрастному анализу со стороны биологов и психологов. В результате оказывается, что любовь имеет в своей основе не «божественный» источник, а вполне земной и является результатом воздействия на организм определенных гормонов. Когда эти гормоны начинают действовать, разум, как правило, отправляется в бессрочный отпуск. Таким образом, любовь выступает в роли одного из самых действенных орудий против разумных эгоистов. Контроль над эмоциями, в моем понимании, подразумевает в первую очередь контроль над чувством любви. Странник любит то, что хочет любить, а не то, что пытается пробудить в нем любовь. С другой стороны, странник может и вовсе отказаться от этого чувства в пользу чего-то иного, например, разума. Любовь не может быть смыслом человеческой жизни, точно так же, как она не является смыслом существования животных и растений. Они просто существуют и все. В любви нет и истины. Скорее наоборот, там, где возникает любовь, объективным истинам делать нечего.

Любовь — это миф, кормящий производителей косметики и «модной» одежды, пластических хирургов, психоаналитиков, музыкантов, кинематографистов и пр. Если в конце XIX века Ф. Ницше мог сказать, что «любовь есть лишь более тонкий паразитизм, внедрение себя в чужую душу, порою даже в чужую плоть — ах! всегда с какими большими расходами для «хозяина», то в начале века XXI становится понятно, что любовь — это паразитизм крупный и весьма доходный. Ущербные люди хотят, чтобы их любили, и готовы ради этого отказаться от подлинной своей сущности, заменив ее весьма примитивной социальной маской. Суть в том, что человек слишком сложен и многообразен, чтобы его любили все. В результате поиск любви превращается в бегство от себя. Быть может, для того, чтобы найти себя, нужно бежать от любви глупцов и рабов. Как бы то ни было, но любовь сегодня превратилась в самый продаваемый товар. Все эти слезливые песенки и «мыльные оперы» сорвали с нее маску святости, явив миру ее подлинную сущность, состоящую из пошлости и банальностей. Оттого любовь — редкий гость в чертогах мудрости.

Индивидуальность

Что люди понимают под словом «индивидуализм» понять сложно, но можно. Впрочем, все различия между индивидуальным и общественным — во многом вымышлены. Всякая общность ведет себя как индивид по отношению к другим общностям, и всякий индивид есть общность определенным образом структурированных и синхронизированных процессов. Единство в каждой множественности и множественность в каждом единстве (такой вот мнимый диалектический фокус). В нас нет ничего индивидуального, все мы состоим из одинаковых молекул и атомов, и нельзя опускаться до такой наивности, чтобы утверждать, будто моя индивидуальность начинается под поверхностью моей кожи, а другие индивидуальности существуют за ее пределами. Так называемая «человеческая матрица» существовала только в голове К. Кастанеды, попытавшегося наложить лапу на платоновский мир идей. Невозможно говорить о людях и странниках, не дав прежде определение тому, что такое человек.

Я не отрицаю ни индивидуальности, ни общности, просто для меня это одно и то же. Там, где верят в индивидуальность, неизбежно всплывает вера в душу, а затем и вера в Дух и в Бога (всякая психология есть, по сути, такая вера). Существование индивидуума подразумевает существование Другого (в том числе и Великого Другого), и, как следствие, возникает потребность в нравственности и морали, с помощью которых регулируются их взаимоотношения. Бог умер — это значит, что умерло все, что он олицетворял: центр, иерархия, слово, упорядоченное, эго.

Кажется, Штирнер первым на Западе сумел продемонстрировать, что всякая нравственность навязывается человеку извне, а не происходит из него самого, потому что сам по себе индивид всегда безнравственен. Поскольку на Земле существует в явной форме только одно человечество, оно ведет себя совершенно безнравственно по отношению к другим видам существ. Если верно утверждение Г. Шпета о том, что «индивид — коллективен, и по составу, и как продукт коллективного воздействия» («Введение в этническую психологию»), то верно и обратное утверждение: коллектив индивидуален в той степени, в которой конкретный индивид оказывает на него воздействие.

Споры о том, что ценнее, общество или индивид, лишены всякого смысла. Взятое в отдельности мое сердце не может представлять для меня никакой ценности, оно необходимо мне только как неотъемлемая часть моего организма, но тогда оно тем более теряет всякую ценность, поскольку оно совершенно бесполезно без других органов. Сам же организм в целом не может быть ценностью для меня, поскольку он и есть я. Я же, как ценность-для-себя, превращаюсь в ценность-в-себе, не поддающуюся ни внутренней, ни, тем более, внешней оценке. Одна из любимейших многими цитат из Ницше звучит так: «Человек есть то, что должно превзойти». Неужели кто-то думает пре-взойти человека и сохранить при этом человеческий индивидуализм? Впрочем, всякий может догадаться о том, что любые рассуждения об индивидуализме не вписываются в философию странствия во тьме неизведанного только лишь потому, что всякая тьма стирает все различия/границы между предметами, скрывая их индивидуальность и открывая дорогу Дионису и его свите. Безграничная анонимность, а не ограниченная индивидуальность, ведь ночью все кошки серы. Именно христианство и другие монотеистические «религии света» утверждают индивидуальную ответственность человека перед богом. Авторство каждого греха принадлежит конкретному человеку, которому придется лично отвечать за свои поступки на страшном суде или в следующем перерождении. Тьма же символизирует свободу и анонимность, а не выбор и ответственность. Но тьма пугает разум, поэтому он старается избегать подобных мыслей.

Бродяги духа

Бродяжничество — это своеобразные врата в странствие, через которые многие проходят так быстро, что не успевают их даже заметить. Другие задерживаются на пороге, чтобы осмотреться по сторонам. Жалость рождает презрение, помогающее отвлечься от звука своих одиноких шагов тем, кто страшится будущего и слишком часто оглядывается назад. Предубежденное отношение к бродягам не идет на пользу никому. Так или иначе, но это явление тесно связано со странствием, и поэтому в его оценке следует отказаться от упрощенных схем. Все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Бродяжничество играет определенную и весьма важную роль в становлении многих странников и требует к себе столь же пристального внимания, как и само странствие. Может быть, даже более пристального внимания, ибо кто помнит себя в те моменты, когда отвращение к миру сдавливает горло, и нет сил, чтобы разбить зеркала чужих глаз, в которых отражается ничто. Когда черные мысли отравляют разум, измученный битвой с самим собой. Где тот выход, который приведет к одинокому дому среди уходящих за горизонт холмов, залитых лунным светом? Как исчезнуть из мира рабов и глупцов и сохранить при этом свою подлинную сущность? В мерцаниях снов, в дорожной пыли, в комнате без окон, пожирающей души, затерялись следы тех, кто отвратил свой взгляд от мерзости удушающего бытия. Слишком много людей, слишком много вопросов, ответов на которые не знает никто. Сотворить из себя все — вот задача, достойная вопрошающего. Бесполезно просить прощения и разрешения уйти. Никто не в силах освободить мятежный дух, запутавшийся в сетях слов и смыслов, кроме него самого.

В чем смысл бродяжничества? Смысл в тайне невысказанного. Бродяжничество — это своеобразная религия по форме и альтернативный способ странствия по содержанию. Поэтому любые попытки поставить бродяг на ступень ниже странников в вымышленной иерархии странствия неизбежно наталкиваются на стену непонимания. И странники, и бродяги правы, несмотря на то, что ошибаются в своих предположениях касательно друг друга. Разум, ценящий порядок и четкие границы, всегда относился с пренебрежением и опаской к безграничному хаосу чувств. «Эмоции опасны, им нельзя доверять», — утверждает разум, который попросту не желает делиться властью. Странствие — это мысль; бродяжничество — чувство. Странствие — разум, бродяжничество — сердце. Странник — инженер, бродяга — художник. Странник таким образом в известном смысле олицетворяет аполлоновское начало (мудрость, власть над чувственным), а бродяга — дионисийское (религия как форма искусства; музыка и поэзия сущего). Но мы видим только то, что хотим видеть. Неуравновешенные люди сбегают из дома, незаконно переходят государственные границы, зарабатывают на жизнь не совсем честными способами. Бродяга не может быть выше странника. Чувство не должно преобладать над рассудком. «Вниз, вниз, вниз, — говорят бродягам, — ваше место на обочине мировых процессов, вы не способны развиваться и преодолевать себя, вы рабы собственного мятущегося духа».

Бродяга не есть человек, потерявший дом и работу, но добровольно отказавшийся от тщательно задокументированного государственными органами существования в социуме со всеми сопутствующими атрибутами. Он беглец, сбежавший от барина крепостной крестьянин, не имевший достаточно силы и смелости, чтобы высказать в лицо представителям власти и своим родственникам все, что он о них думает. Бродяги не любят распространяться о подлинных причинах своего бегства, они порой слишком стесняются собственной трусости, чтобы откровенно о ней говорить. Как и странники, они путешествуют без особой цели. Они живут, чтобы жить, а не для того, чтобы ими жил кто-то еще, будь то репрессивный государственный аппарат или близкие люди. У странников и бродяг вообще нет близких. Всякий человек, оставшийся прозябать в социуме слишком далек от них. Социальные маски, которые мы вынуждены носить, — это всего лишь тени, а с тенями говорить бессмысленно. Тени не признают ничего, кроме других теней, будь то люди или вещи.

Современная цивилизация требует от нас всегда выбрать путь разума (странствие). Большинство так и поступают, становясь пленниками идеи бесконечного развития. Почему именно пленниками? Да потому, что они начинают развивать то, на что укажет им разум, избавившийся от опасного конкурента — чувства. Мы занимаемся развитием разума уже несколько тысячелетий. И каков итог? «Многим ученым, изучающим человека и общественные процессы и движения, становится все яснее, что основная проблема, которую нам следует разрешить, — отсталое развитие эмоций человека по сравнению с его интеллектуальным развитием. Образно говоря, мозг человека живет в двадцатом веке; его душа — в каменном.» (Э. Фромм «Бегство от свободы».)

По сравнению с интеллектуальным миром, наш эмоциональный мир — грязь и нищета. Разум породил мифическое противопоставление интеллекта и чувств. Но в действительности здесь нет никакого противоречия. Мысли и эмоции — это два разных информационных потока, и если первый представляет собой широкую реку, то второй — всего лишь ручеек, перегороженный множеством плотин. Разум диктует чувствам свою волю, и если они выходят из-под контроля, он впадает в панику. Разум, зародившийся в человеке как инструмент для выживания, порой видит опасность там, где ее нет. Множество идей, внедренных в психику человека через разум, коверкают и уродуют личность. Совесть, стыд, честь, долг, мораль — ничего этого чувства не знают и не желают знать. Разум вынужден заниматься самообузданием, и когда он ослабевает, наполненные энергией эмоций противоречия взрывают личность изнутри. Но разве в этом виноваты чувства и эмоции? Не от них следует избавляться, а от противоречий внутри себя. Тогда эмоции не смогут причинить никакого вреда человеку, и разум сможет поделиться властью. Этим героическим путем самопреодоления идут многие странники. Бродяги с самого начала не позволяют разуму слишком многого. Это опасно в нашей рациональной цивилизации. Но, повторюсь, главный враг человека — не разум и не эмоции, а противоречия, которые воспитывает в нас современное общество. За пределами социума граница между разумом и чувствами перестает иметь значение. В точке, где странствие и бродяжничество сходятся, разум и чувство становятся единым целым.

Бродяжничество и религию роднит то, что они опираются на эмоциональную сторону человеческой личности. Основное различие заключатся в том, что бродяги не зацикливаются на одних и тех же идеях и мыслях, потому что их чувства постоянно требуют новой стимуляции. Душа как центр чувственно-эмоциональной жизни человека требует развития точно так же, как и разум. Способов развить разум известно множество, но кто знает, как правильно формировать душу? Я не имею в виду набившую оскомину «духовность», о которой вещают жрецы мертвых культов и неудачники от культуры. Я говорю об изобретении новых чувств, об эмоциональной, а не интеллектуальной картине мира, о музыке, состоящей из эмоций, о полноценном общении не только разумов, но и сердец, о передаче эмоций на расстоянии, о принципиально иных технологиях и жизненных стимулах. Я говорю о цивилизации чувств, слитой с цивилизацией разума в неразрывное целое. Не удивительно, что бродяги духа часто ошибаются, ведь им приходится в буквальном смысле прокладывать абсолютно новый путь в западной культуре. Бродяжничество — это квантовый мир странствия, где один электрон может пролетать через две щели одновременно, и всякое утверждение в конечном итоге противоречит само себе.

Итак, бродяжничество как форма странствия — это не только и не столько один из этапов развития странника, это странствие иного толка, лежащее за пределами разума и оттого не распознанное и не понятое. Сущностное ядро духовного бродяжничества почти не раскрыто ни странниками, ни самими бродягами. Это не упрек ни тем, ни другим. Просто нужно уметь отличать собственные желания и фантазии от реальных возможностей и перспектив. В этом отношении, бродяжничество не просто весьма перспективное направление, а целое непаханое поле, на котором есть где развернуться. Это самый настоящий вызов, приглашение в свободный творческий полет, подарок для тех, кто достаточно силен, чтобы принять его, и проклятие для слабых духом.

Основная ошибка многих бродяг, мешающая им вырваться из оков разума, заключается в попытке рационализировать/оправдать свою деятельность, втащить в мир чувств диалектику, логику и причинно-следственные связи, действующие в мире разума, но абсолютно бесполезные за его пределами. В сфере чувств нет иерархий, к выстраиванию которых питает слабость разум. Да, большинство бродяг топчутся у врат странствия, но за этими вратами путь распадается на тысячи нитей, описать и классифицировать которые не в силах ни один интеллект. Иллюзия знания не спасает от ошибок. Я чувствую, следовательно, существую, ибо я существую, даже когда не мыслю. Но могу ли я мыслить, не чувствуя при этом своих мыслей?

Разум, призванный служить познанию, мешает нам понять, что в любой системе, в любом учении или мировоззрении всегда больше противоречий, чем удачных находок. Чудовищ рождает не сон разума, а его игры. В душе нет чудовищ, разумеется, если не посчитать таковым саму человеческую душу, оболганную и исковерканную. Душа — это дом странствия в сердце странника. Порой странствие общается с нами посредством музыки чувств, но не все готовы слушать ее. Странники превозносят разум, открывающего путь познания, бродяги действуют в мире эмоций и аффектов, они хотят увидеть, почувствовать, пережить, однако между ними нет существенных различий. Они говорят об одном и том же, пускай и на разных языках. Странствие и бродяжничество — это два лика, две маски, скрывающие неведомое, в которое может окунуться каждый.

Так или иначе, но я предлагаю отказаться от упрощенного понимания бродяжничества и посмотреть на это явление с другой стороны, с какой, может быть, еще никто не смотрел. В конце концов, поиски неведомого приводят либо в ничто, либо в бездну собственной души, и только от нас самих зависит, чему мы отдадим предпочтение. Или, быть может, выберем свой собственный путь, отличный от всего, что нам предлагают другие.