Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2007/09/02/адаптация/
 

Бездна

Странник просыпался. Он поднимался из черной бездны, но все еще не достиг поверхности сна. Его по-прежнему тянуло назад, но он знал, что не может вернуться. Бездна не примет его вновь. Они отреклись друг от друга, и теперь это она старалась избавиться от него, вытолкнуть из себя, забыть, что когда-то они были вместе. Теперь только вверх, туда, где на коже моря играли солнечные блики.

Лучи солнца пронзали зеленоватую воду вокруг него, наполняя ожившее сердце теплом. Слишком долго он пробыл в холоде, его сердце разучилось смеяться. Теперь оно вспоминало, как это делается, и страх от того, что этот миг может быть недолгим, придавал ему сил. Быть может уже все потеряно, и он задохнется прежде, чем чистый морской воздух коснется его лица. Нужно избавиться от всего лишнего, от всего, что тащит его вниз.

Странник принялся лихорадочно шарить по карманам левой рукой, в то время как правой продолжал тянуться вверх. В карманах оказались какие-то бумажки с цифрами и картинками, связка ключей, небольшие книжки в пластиковой обложке, — все это отправилось назад в бездну. Скорость подъема немного увеличилась. До поверхности оставалось совсем немного. Но что-то упрямо продолжало тянуть его обратно, в холод небытия. Странник попытался вспомнить, что он упустил. На ум почему-то пришли родители. Причем здесь они? Они остались в бездне. Что ему до родителей, они все равно рано или поздно умрут, если уже не умерли. Конечно он знал, что там, где он пребывал все эти годы было принято любить тех, кто произвел тебя на свет, однако никогда не питал к ним никаких чувств, кроме глухого раздражения, когда те бесцеремонно вмешивались в его дела. Нет, родственники не имели больше к нему никакого отношения. Их власть закончилась. Он уже почти не помнил их лиц и голосов. Имена родителей навсегда остались во тьме.

Что еще? Друзья-приятели? Разогнаны и забыты. Их постоянное присутствие раздражало его. Все эти «привет», «пока», «как дела?». Постоянное требование внимания к своим заботам, проблемам, постоянное желание быть центром внимания, тупые анекдоты под пиво, разговоры о тупых фильмах и программах. Тупость смеющаяся над большей тупостью — что может быть отвратительней? Самодовольные морды, наглые хари, глупые взгляды, яркие шмотки. Карнавалы идиотизма, фейерверки скудоумия, ярмарки тщеславия. Постоянные требования дать денег в долг, поддерживать беседу, слушать малограмотную речь, сплошь состоящую из мата и сленга. Они даже ругательства умудрялись писать с ошибками! Прочь, прочь от их костей и праха, от их мразного существования. Это чуждое ему бытие, похожее на подсыхающую на полу блевоту, больше не встретится на его пути.

Какие-нибудь вещи? Книги? Компьютер? Здесь они ему не понадобятся. Странник давно уже понял, что в книгах, даже в претендующих на звание мудрых, очень мало ценного. В основном они содержат описания того, что уже было, либо того, что не случится никогда. А если тебе нужна полезная книга, то тебе придется написать ее самому. Компьютер не значит ничего. Он испытывает тебя своей пустотой, когда ты сидишь перед пустым экраном и смотришь на мигающий курсор, пытаясь выдавить из себя хотя бы одну значимую мысль, и не можешь. Ты пуст, монитор пуст, только бьющееся сердце и мигающий ему в такт курсор. Ночь в душе, выплеснутая на черный экран.

Обязанности? Странник никому ничего не обязан независимо от того, что по этому поводу думают другие. Ему не нужны их рабские права и прилагающиеся к ним обязанности. Ему не нужно ничего от них: ни радости, ни боли. У них нет ничего, в чем он нуждался бы. Обещания? Много раз странника пытались связать по рукам и ногам глупыми обещаниями что-то сделать или что-то сказать, но всякий раз он успешно избегал этого ярма. Он никому ничего не обещал. Никогда. А даже если бы и обещал, то без колебаний нарушил бы всякое слово, данное им.

Долги? Странник никому ничего не должен. Каждый раз, когда окружающие утверждали обратное, он смеялся над ними. Как они смеют навязывать ему свою волю, эти безвольные аморфные слизняки? Должен уважать старших? Должен обзавестись семьей? Должен жить как все? Расплачивайтесь с этими долгами сами! Это ваши и только ваши долги. Это ваши жалкие жизни распяты словами «долг», «честь», «мораль» и совесть». Вы сами распяли себя, и теперь хотите чтобы вас жалели или чтобы вам поклонялись.

Желания? Миллион долларов, всемирная слава и власть? Что это? Вы желаете этого? И считаете, что все вокруг должны желать того же? Увольте от этой мишуры, от этой грязи, ибо нет ничего противней, чем быть лучшим из навозных мух, облепивших свежую кучу дерьма. Несбывшиеся мечты? Все в прошлом, все в бездне. О чем он мог мечтать, кроме одиночества и тишины? Можно ли мечтать о большем? И вот он в тишине и одиночестве. Привязанности? В бездну, все в бездну. К чему можно привязаться в искусственном мире? Только к собственному отражению в зеркале. Что же тогда? Что осталось, кроме него самого? Только он сам. Но не может же он отбросить самого себя! Это невозможно.

Странник уже видел изгибы волн, размеренное дыхание моря. Отказаться от себя… А кто ты такой есть? Что ты из себя представляешь? Мелкая душонка, обремененная трупом. Ворчун и человеконенавистник. Ничтожество. Пустое место. Змеиный яд, впрыснутый в мир. Ты думаешь, ты существуешь? Ничего подобного, тебя нет, и никогда не было. Ничего не было. Ты — сон бездны. Спонтанное самовозгорание разума. Мечта бога о палаче. Безумец. Тебе не выплыть, так хотя бы утони, не кусая других в руки, протянутые навстречу тебе. Кто протянул мне руку, пусть отрубит ее. Кто хочет подбодрить меня словом, пусть подавится им. Кто желает моей благодарности, пусть прежде удавится. Лучше умереть, исчезнуть, раствориться навсегда…

Странник лежал на поверхности моря лицом вниз и смотрел на тело, медленно погружающееся в бездну. Теперь точно все. Можно было открывать глаза. Но он не спешил. Вместо этого он перевернулся на спину и сцепил руки за головой. Странник лежал на волнах, а над ним плыли величественные облака, не похожие ни на что. Он больше не видел в них фигур людей и животных. Это были просто облака, просто небо и просто море. И сверх этого не было ничего. И быть не могло. А то, что казалось, сгинуло в бездну и останется там навсегда. И нет больше ничего пустого и пресного, ибо все наполнено до краев, и ничего к этому нельзя прибавить, и убавить невозможно. Он выплыл.

Утро

Было раннее утро. Странник открыл глаза и огляделся. Он лежал на полу на вздувшемся старом паркете, похожим на застывшие волны, превратившиеся по неосторожности какого-нибудь волшебника в дерево. Штукатурка с потолка над ним частично осыпалась, обнажив более темный слой, напоминавший тяжелую грозовую тучу, из которой вот-вот пойдет дождь, быть может даже гроза с громом и молниями. Утреннее солнце светило в окно без стекол, по комнате гулял легкий ветерок.

Подтянув ноги, он сел по-турецки и достал из кармана куртки пачку сигарет. Внутри было пусто. Он некоторое время смотрел на крошки табака на дне пачки, словно пытаясь силой взгляда заставить их превратиться в целые сигареты. Потом он скомкал пачку и отбросил ее в угол, где она затерялась среди прочего мусора.

Странник встал и подошел к окну. Положил руки на деревянный подоконник, сплошь усеянный черными отметинами от потушенных сигарет. Кто-то, вместо того, чтобы просто бросать «бычки» на улицу, сперва тщательно их тушил и только потом кидал в траву под окном. Он так и не понял, зачем это нужно было делать, если все пространство перед домом было порядочно вытоптано и усеяно пустыми бутылками, пакетами из-под чипсов, алюминиевыми банками и обуглившимися палками, разлетевшимися на много метров от кострища от удара чей-то меткой ноги, оставившей потом отпечаток в пепле.

Оторвавшись от созерцания следов человеческой цивилизации, странник посмотрел дальше и увидел сквозь стену редких кустов метрах в пятидесяти дорогу, рассекавшую поле от горизонта до горизонта. Над дорогой медленно вставало солнце, окруженное свитой из облаков. Несмотря на ранний час, а было по его прикидкам около семи утра, воздух уже ощутимо прогрелся. Странник снял куртку, оставшись в черной футболке с надписью “sowelu”, вышитой красными нитками в области сердца, и перекинув ее через согнутую в локте левую руку, отправился исследовать дом.

Это был старый заброшенный дом, в который регулярно наведывались подростки, страдающие избытком энергии и полным отсутствием желания ее контролировать. Стены были исписаны отнюдь не пожеланиями доброго дня. Отпечатки от ботинок доходили аж до потолка, и можно было только догадываться, какую фантазию нужно было применить, чтобы оставить свой «след в истории» так высоко. Повсюду под ногами перекатывались пустые бутылки из-под горячительных напитков разной степени крепости. Все время приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться или не вляпаться в… отходы жизнедеятельности, назовем это так.

Второй этаж приятно удивил. Здесь было чисто и уютно, и если бы не выбитые стекла, он ничем не отличался от обычного жилого помещения. На втором этаже располагались две спальни, ванная комната и кабинет, больше похожий на библиотеку, или библиотека, переоборудованная по кабинет. Полки с книгами занимали все четыре стены, за исключением дверного и двух оконных проемов. Это была единственная комната в доме, в окнах которой были целые стекла. Никаких следов варварства, книги, в основном старые, аккуратно расставлены, а не валяются на полу, как этого можно было ожидать, исходя из увиденного внизу, на поверхности стола ни пылинки, кресло задвинуто в пространство между тумбами стола. В столе было три ящика, все три заперты. Странник подергал каждый, однако применять грубую силу не стал. Во всяком случае из библиотеки (или кабинета?) он вышел в более приподнятом настроении, нежели до того, как вошел туда.

Удивительное дело, но водопровод работал. В ванной комнате кран с горячей водой разродился серией скрипов, стонов и воев, после чего потекла вода, правда холодная. Кран же с холодной водой было невозможно открыть. Боясь сорвать резьбу, он оставил эти бесплодные попытки и, закрыв воду, вернулся на первый этаж, надеясь разыскать что-нибудь съедобное. Его ждало разочарование. Электричество в доме не работало, а холодильник был пуст, если не считать чьего-то кроссовка, валявшегося на верхней полке. Обшарив всю кухню, он отыскал относительно чистый стакан, сполоснул его в раковине и наполнил холодной водой. Как и наверху, один из кранов отказывался крутиться, словно был припаян.

Напившись, странник поставил стакан на стол, после чего тщательно вымыл руки и лицо. Холодная вода смыла остатки сна и немного взбодрила. Он полез в карман куртки, вспомнил, что сигареты закончились, чертыхнулся, бросил куртку на спинку стула и вышел из дома.

Походил по крыльцу туда-сюда, оглядывая окрестности. Сельский пейзаж тянулся на многие километры вокруг, и нигде не было видно другого жилья. Только проселочная дорога, идеально прямая, словно ее прочертили по гигантской линейки, уходила вдаль. Ни машин, ни пешеходов на ней не наблюдалось. Медленно плыли облака, в кустах чирикали воробьи, ветер шумел листвой, в общем, природа жила и давала жить другим, даже если эти другие приезжали на природу исключительно для того, чтобы сначала основательно напиться, а потом не менее основательно проблеваться в кустах. Оставалось только позавидовать терпению и оптимизму природы в ее стремлении любить всех своих детей.

Часов у странника не было, поэтому он не знал, сколько уже просидел на крыльце этого странного дома в ожидании неизвестно чего. В любой момент могли приехать хозяйничающие здесь варвары и с наглыми улыбочками поинтересоваться, кто он такой и что он здесь делает. На оба этих вопроса у него не было ответов. Не потому, что не странник не хотел отвечать, а потому, что в его памяти эти ответы отсутствовали. Почему-то это совершенно его не беспокоило. Зато его беспокоило нарастающее чувство голода. Ему было скучно, и хотелось есть. Если эти начинающие алкоголики приезжают сюда каждый вечер, а почему-то ему казалось, что именно так и есть, то у них, наверняка, можно будет попросить еды и, заодно, разузнать, что это за место и как добраться до ближайшего города. Если бы он знал, в какой стороне находится город, он добрался бы до него сам, однако на дороге не было никаких указателей. Оставалось только ждать и надеяться на удачу.

Чтобы отвлечься от повторяющихся спазмов в желудке, странник несколько раз обошел дом, заглядывая в окна и любуясь царящей внутри разрухой. Вскоре ему это надоело, и он решил скоротать время в библиотеке, тем более что там наверняка найдется парочка хороших книг, способных отвлечь его от нарастающего чувства голода. Поднявшись на крыльцо, он снова окинул взором пустующую дорогу, глянул на облака, показавшиеся ему весьма надменными особами, сплюнул и вошел в дом.

Наполнил двухлитровую пластиковую бутылку водой из-под крана, чтобы не ходить всякий раз в ванну, когда его посетит жажда, и стал подниматься вверх по ступеням. В библиотеке он первым делом открыл оба окна и отодвинул стул, поставив его таким образом, чтобы можно было читать, закинув ноги на подоконник.

Лес

Библиотека ему понравилась сразу. Здесь были книги по философии, истории, психологии, магии, социологии, обществоведению и еще доброму десятку наук. Это были старые издания в хороших переплетах, напечатанные на отличной бумаге. Таким книгам хотелось верить, такие книги не могли врать. Но его внимание привлекли не они, а более новые издания, еще пахнувшие типографской краской, на грубой дешевой бумаге запачканной клеем. Он склонил голову набок и, двигая пальцем по корешкам, стал читать довольно странные названия: «Почему?», «Зачем?», «Как?», «Откуда?», «Что?», «Кто?», «Когда?» и так далее. Целая полка книг с вопросами вместо названий.

Страннику стало любопытно, и он вытащил первую попавшуюся книгу. Она называлась «Кто?». Открыв ее наугад, он прочитал: «…духовно богатый юноша преодолевает путь от академического обучения в недрах зашедшей в тупик провинциальной европейской культуры до полного возрождения с помощью шамана — своего рода жест, которым он отказывается от прошлого, дабы избавиться от неприятных воспоминаний».

Хмыкнув, странник поставил книгу на место и взял следующую. Это был увесистый том под названием «Откуда?» В нем рассказывалась длинная муторная история о том, как группа людей, поклонявшихся одному богу, именуемому отчего-то «светлым», на протяжении столетий билась с другой группой, поклонявшейся другому богу, именуемому соответственно «темным». Побеждали то одни, то другие, то вообще третьи, пришедшие без приглашения откуда-то с юга. В конце концов, ничем путным это не закончилось. Группировки разошлись, каждая в свою сторону, и стали усердно поливать друг друга грязью, опасаясь приближаться на расстояние удара. Последняя сотня страниц пестрела нецензурными словами и выражениями, которые автор, судя по всему симпатизировавший группе под названием «темная», приводил с особой тщательностью. Эта книга отправилась вслед за первой.

Странник поискал глазами том с названием «Куда?», однако не нашел такового и взял другой. На обложке было написано «Что?» Сев на стул и закинув ноги на подоконник, он принялся читать.

«Что» оказалось весьма странной и путаной штукой. Во-первых, «что» не имело четкого определения. Во-вторых, утверждалось, что у каждого это самое «что» свое. В-третьих, «что» постоянно менялось и уследить за ним, а тем более поспеть, не было никакой возможности. Каждый мог объявить, что у него целая куча этого «что», а поскольку проверить правдивость слов было невозможно, все проводили время, выясняя у кого «что» больше, а у кого его вообще нет. Некоторые честно объявляли, что у них маленькое «что», зато они мастерски умеют им владеть, и вообще, размер не имеет значение, главное, чтобы «что» было правильно подвешено. Другие утверждали, будто обладают единственным правильным «что», а у остальных «что» неправильное, поэтому другие должны ходить к ним, чтобы получить право использовать это загадочное «что» для своих надобностей. Никто никого не слушал, каждый второй посылал каждого третьего куда подальше, получал ответный посыл, и всем было весело. Многие предпочитали поменьше говорить о «что» и побольше о себе любимых. Примерно после трехсотой страницы автор забыл о «что» и стал выяснять,у кого это «что» настоящее, а кто вообще «ничтожество». Поскольку автор делал все это с юмором и изрядной долей фантазии, скучать не приходилось, однако, закрыв книгу, странник так и не понял, что такое это «что» и на кой хрен оно вообще такое нужно?

Подобный род книг был ему знаком, в них постоянно спорили, но истин это споры не порождали. Сообразив наконец, что ничего путного на этой полке не найти, странник поставил книгу на место и некоторое время ходил по комнате, разглядывая содержимое других полок. Наконец его взгляд упал на корешок книги, на котором было одно единственное слово: «Лес». «Лес, так лес, — подумал он. — Все лучше, чем рассуждения о том, у кого «что» из правильного места растет». Странник взял книгу и плюхнулся на стул. Ноги класть на подоконник не стал.

«Жил-был в одной башне мальчик, — так начиналась эта книга. — Башня была высокая-превысокая, из нее был виден даже таинственный Лес, окружавший мир мальчика. Люди делили Лес на части и называли их глупыми, ничего не значащими именами: «лесопарк» и «заповедник». И вот однажды, гуляя между бетонными коробками, в которых словно пчелы в ульях жили люди, мальчик понял, что Лес един! Да-да! Стоя посреди улицы, мальчик понял, что в какую сторону он не направится, он неизбежно выйдет либо к «лесопарку» либо к «заповеднику» и что какой бы путь он не выбрал, он попадет в один и тот же Лес, потому что Лес разделен лишь в умах людей. Даже сейчас он отчасти находился там, в загадочном Лесу. Он увидел Лес в растущих вдоль улиц домов больных измученных деревьях, в пробивающейся сквозь трещины асфальта траве, в стоящих на подоконниках горшках с комнатными растениями. Лес всегда присутствовал здесь: на бульварах, улицах, проспектах, везде. Вокруг ходили люди, ездили машины, бегали бездомные собаки — и все они находились в Лесу, только не понимали этого. Все законы, по которым они жили, все правила, все страхи, мечты и надежды не имели для Леса ровным счетом никакого значения. Лес безбрежен, он тянется далеко-далеко во все стороны, так далеко, что мальчик никогда не сможет туда добраться. Но ведь он даже и не пытается! Он живет в своем уютном мирке на вершине башни, и мир ограничивается для него линией горизонта. Ужасно глупо! Он словно птица в клетке, в незапертой клетке! Его никто не удерживает, никто не может его удержать. Он добежал до «лесопарка» и бесстрашно шагнул под кроны деревьев. Он шел и шел, и поначалу Лес казался ему странным, непонятным, пугающим своей непостижимостью, но спустя некоторое время он начал немного разбираться в протекающей здесь жизни. Конечно, он не понял и миллионной части того, что мог дать ему Лес, впрочем, он и не стремился познать абсолютно все. Ему хотелось просто идти, покуда есть силы. С тех пор этот мальчик бродит в Лесу, смотрит вокруг себя и удивляется увиденному…»

Странник с силой захлопнул книгу. О чем-то она ему напоминала, вот только вспомнить бы, о чем именно? Он снова открыл книгу и попытался найти имя автора, однако оно отсутствовало. Ни на обложке, ни на первой странице, ни на странице с выходными данными автор не значился, словно его и не было, а книга написалась сама собой. Но такого не может быть, верно? У каждой книги должен быть автор. Может ее написал сам мальчик? Или его друг. Или отец. Или тот, кому он доверял, кого любил. Нет? Странник вертел книгу в руках, не зная, что с ней делать.

Внезапно рядом с ним раздался голос, сказавший весьма ехидно:

— Надо же, вы умеете читать, молодой человек.

Старик

Странник повернул голову и увидел старика в серых от дорожной пыли брюках и клетчатой рубахе с засученными рукавами. Тот стоял на пороге, держа в руках походный рюкзак, и улыбался. Странник положил книгу на стол и медленно отодвинул ее от себя.

— Не обижайся, — сказал старик, входя в библиотеку, — просто сюда обычно приходят люди, которые забыли, что такое книги.

— Это ваш дом?» — предположил странник и не ошибся.

— Да, я построил его, чтобы здесь собирались думающие люди с новыми идеями и мыслями, но вместо этого, он стал приютом для идиотов, в том числе и с высшим образованием.

Старик невесело усмехнулся. Было в нем что-то… странное, не опасное, но и не дружественное. «Этот старик из тех, кто ходит сам по себе, — подумал странник, а вслух сказал:

— Почему же вы не прогоните их всех?

— Зачем? — махнул рукой старик, поставив рюкзак на пол. — Пусть веселятся. Видите ли, мой дом находится достаточно далеко от города, чтобы здесь никто не мешал им творить маленькие безобразия. Они считают, что если они отъехали от города и живущих в нем людей на несколько километров, чтобы пить и дебоширить в этом доме, где их не видят родители, значит они избранные, особенные, уникальные личности. Но потом они возвращаются обратно в город и превращаются в тупых обывателей, каковыми и являются в действительности.

— Судя по вашим словам, этот город не самое приятное место на Земле.

— Да уж, хорошего там мало.

— Где же вы тогда живете?

— В городе, — ответил старик, и страннику показалось, что старика удивил и огорчил собственный ответ. — Да, я живу в городе. У меня там работа, знакомые, семья.

— Чем же вы тогда отличаетесь от остальных горожан? — поинтересовался странник, стараясь, чтобы его голос не звучал особенно язвительно. Старик поджал губы и сухо ответил:

— Там отличные условия для работы. Я пишу книги. Да. Я помогаю молодым проникнуть в суть мира.

Сказав это, старик засунул руку в рюкзак и извлек оттуда несколько увесистых томов. Подойдя к полке с книгами-вопросами, он взял несколько с полки и поставил на них новые, с теми же названиями, но заметно толще.

— Вы написали эти книги?» — поинтересовался странник.

— Вы читали?

— Перелистал несколько.

— И как вам?

Странник не хотел говорить старику правды, поэтому постарался переменить тему:

— Там у вас не хватает одной книги.

— Какой? — удивился старик. — Я постарался ответить на все вопросы максимально честно и полно.

— Там нет книги под названием «Куда?»

— Да нет же, есть, — старик повернулся к полке и вытащил книжку настолько тонкую, что название не уместилось у нее на корешке, — Вот она.

Странник взял протянутую книгу и бегло пролистал. Страницы были девственно чисты, ни одна буква не осквернила их белизну.

— Но она же пуста!» — воскликнул он, возвращая книгу старику.

— Каждый должен написать ее сам, — назидательно ответил старик, засовывая безымянную книжку обратно в пространство между двумя толстенными томами «Почему?» и «Зачем?».

— Почему тогда вы ее не написали? — поинтересовался странник, чем вызвал у старика приступ хохота.

— О чем мне писать?! О том, как я всю жизнь хожу между городом и домом? Или о том, как пишу книги, которые никто не читает? Или же о том, как мои враги и недоброжелатели потешаются надо мной? Так о чем мне писать?!

— Ну я не знаю, — смутился странник. — Вы бы могли, вместо того, чтобы ходить от города к дому и обратно, пройти дальше по этой дороге. В конце концов, она куда-нибудь ведет.

— Никуда она не ведет, — отмахнулся старик. — Кому интересно читать о дороге, ведущей в никуда? Да и потом, я стар для таких путешествий. — Он хитро улыбнулся. — А вот вы бы, могли отправиться в подобное путешествие.

— Я? — удивился странник. — Зачем мне это?

— А что вам здесь делать? — ответил вопросом на вопрос старик, и странник понял, что тот прав. — Здесь постоянно хулиганит шпана. Город этот — болото, затягивающее всякого неосторожного путника. А на дороге вас ждут приключения. Быть может, вы сумеете узнать, где она кончается, и мы вместе напишем об этом.

Идея понравилась страннику сразу, но…

— У меня даже еды никакой нет», — неуверенно проговорил он.

— У меня есть с собой бутерброды, — засуетился старик. — Люблю, знаете ли, перекусить, сидя на обочине. Пожалуйста, с сыром и колбасой.

— Ну съем я их, — сказал странник, вертя всунутый ему в руки сверток с бутербродами. — А дальше что? Переходить на подножный корм?

— Что-нибудь придумаете, — пожал плечами старик. — Послушайте, неужели вы хотите прожить всю свою жизнь как я, сидеть на одном месте или метаться между городом и домом, не имея возможности вырваться из этого замкнутого круга?

— Нет, не хочу, — ответил странник, подумав.

— Ну так идите, идите, пока можете!

Странник неуверенно посмотрел на сверток с бутербродами, потом на старика, затем опять на сверток. Выйти на дорогу и отправиться по ней в неизвестность. А почему бы и нет? Его ничто не держит, у него нет дома, как у этого старика, ему нечего терять. Встать и уйти за горизонт… И не возвращаться никогда. Не возвращаться… Идти вперед, зная, что позади ничего не осталось, все время вперед и вперед, до самой смерти.

— Интересно, — пробормотал странник, — если я буду идти всю жизнь, так как далеко я смогу уйти?

— Вот и узнаете, — воскликнул старик. — Не повторяйте моих ошибок. Я ведь тоже мог уйти, когда был молодой, но струсил. Каждое утро я просыпался и обещал себе, что завтра непременно уйду. Приходило завтра, а вместе с ним и новые обещания, пока однажды я не увидел в зеркале старика, измученного жизнью.

Старик отвернулся к окну и продолжил:

— Никто не хочет уходить. Все только твердят: дайте мне ноутбук с выходом в интернет, и я пойду хоть на край света, а еще денег побольше и карту поподробней. Сволочи. Ленивые ублюдки.

Наступила тишина. Каждый думал о своем. Старик, видимо, о потраченной на ублюдков жизни. Странник, о том, что согласится на его странное предложение. Он знал это с того момента, как впервые увидел дорогу, уходящую за горизонт, туда, где еще никто не побывал. Наконец он сказал:

— Я уйду сегодня вечером. И я не вернусь.

Старик резко повернулся к нему, словно не поверил своим ушам. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал. Вместо этого он взял с полки книгу «Куда?» и протянул ее ему.

— Вы понимаете, что я не смогу переслать ее обратно вам, даже если напишу в ней хоть что-нибудь? — спросил странник, и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Что ж. в таком случае мне остается только поблагодарить вас за помощь и попрощаться.

Старик все так же молча пожал ему руку.

Путь

Взяв рюкзак, старик отправился обратно в город. Странник смотрел из окна на удаляющуюся фигурку, пока она не затерялась в пестром пейзаже. Полдень уже миновал. Было очень жарко, поэтому он решил уйти вечером. Заночевать предполагал в лесу. В свертке оказалось всего четыре бутерброда: два с сыром и два с колбасой. Он съел по одному каждого вида, а оставшиеся тщательно завернул в бумагу и засунул во внутренний карман куртки. Остаток времени он коротал за книгами. Одна ему особенно понравилась, и он было решил прихватить ее с собой, но потом передумал — лишний груз ему был ни к чему.

Книга была посвящена драконам, она так и называлась «О Драконах». В ней рассказывалось о древнем роде драконов, научившихся принимать человеческое обличие и жить среди людей. Откуда они взялись, было неясно, упоминалось несколько имен так называемых прадраконов, павших с небес на землю, или же одного единственного прадракона названного разными именами. Как бы то ни было, но на заре истории они правили многими народами в разных частях света. Постепенно древняя кровь была разбавлена многочисленными браками с людьми, и далекие потомки драконов разучились принимать свое истинное обличие. Потом они и вовсе позабыли, что являются драконами. Род их ослаб, потерял власть и рассеялся по всей Земле, оставив следы лишь в преданиях да сказках. Иногда, правда, в потомках драконов начинала говорить кровь предков, названных в книге небесными скитальцами, и они отправлялись на поиски неведомого. Одни из них стали поклоняться темным богам и приносить им жертвы, другие основывали тайные общества, пытаясь вернуть себе утраченную власть, третьи сходили с ума или кончали жизнь самоубийством. Во все времена на них охотились «белые жрецы». Их убивали из-за угла, сжигали на кострах во славу очередного кровожадного бога, объявляли безумными и бесноватыми. Потомки драконов были слабы и разобщены. Их враги были многочисленны, лучше вооружены и организованы. Они поставили перед собой задачу полностью уничтожить древний род, называя это «очищением мира от скверны». Драконы не могли их победить, зато сумели перехитрить. Они влились в ряды своих врагов и ослабили их до такой степени, что те перестали представлять собой угрозу. Вырвав клыки у «белых жрецов», потомки драконов смогли сосредоточиться на других целях и задачах, каких именно, в книге не упоминалось. На момент ее написание, племя драконов по-прежнему было слишком слабо и немногочисленно, чтобы заявить о себе как о реальной силе, однако высказывалась надежда, что наступит время, когда они смогут вернуть себе утраченные позиции и окончательно расправиться со всеми своими врагами.

В общем, это была милая наивная история, предназначенная для подростков и недалеко ушедших от них в умственном развитии взрослых. Люди, верящие в подобную чушь, рано или поздно начинают собираться в лесах, биться на самодельных деревянных мечах, говорить на придуманных скучающим профессором языках и раздавать обидные прозвища тем, кто не желает принимать участия в их эскапических оргиях. Очарование подобных книг подкупало, однако не могло не вызвать желания ткнуть какого-нибудь фаната очередного выдуманного мира мордой в реальное дерьмо, из которого сплошь состоит реальный мир. Не то чтобы странник был противником мечей, деревянных или световых, просто это звучало так… по-детски. Мечи, мечты о рыцарях, чести, турнирах, королях, битвах и походах. Было ли все это в действительности? Или же это обманщики вроде Вальтера Скотта задурили всем мозги? Как узнать, где выдумка, а где правда? Где символ, а где банальная опечатка? Где мы имеем дело с гением, а где — с идиотом? И кто находится по ту сторону экрана или бумажного листа: друг или враг? Как узнать? Как не попасть в ловушку чьей-то чересчур буйной фантазии или не упустить крупицу истины, попавшую нам в руки? Кто глупее: клерк, всю свою сознательную жизнь проторчавший в офисе, или парень в самодельных доспехах и с деревянным мечом, выходящий вам навстречу из леса? Кем являются те, чей взгляд лениво скользит по строчкам от страницы к странице: читателями, жаждущими знаний, или судьями, собравшимися для вынесения приговора? Что из написанного остается в мозгу, а что исчезает без следа? Где грань между выдумкой и реальностью? Задающий вопросы является мудрецом или глупцом? Разве не обидно, когда пустой человек, умеет складно излагать свои жалкие мысли, а тот, кому есть что сказать, не может связать двух слов, не совершив при этом десятка грамматических и стилистических ошибок? Что есть большее наказание: пустословие или безмолвие?

Странник со вздохом отложил книгу и начал собираться в дорогу. Прежде всего, он сходил в ванную и заново наполнил пластиковую бутылку водой, отыскал целлофановый пакет и засунул ее туда. На кухне он разжился парой ножей и чем-то отдаленно напоминающим камень для их заточки. Спичек он не нашел, зато у него была зажигалка. О машине можно было только мечтать, тем более он не был уверен, что умеет водить. Когда диск солнца коснулся холмов у самого горизонта, он вышел из дома и направился к дороге.

Встав на обочине, он огляделся. Старик ушел на север, город был там — зловещий муравейник, к счастью, невидимый отсюда. Его путь лежал на юг, в теплые края. Он подумал о том, что было бы неплохо заскочить ненадолго в город, разжиться там нормальной походной обувью, вместо старых кроссовок, спальным мешком, едой и еще сотней необходимых мелочей, однако у него не было с собой денег. Да и в глубине души он понимал, стоит только попасть туда, и возврата не будет. Он застрянет там как муха в янтаре. Обзаведется жильем, работой, друзьями, будет ездить с ними в этот дом по выходным и напиваться до скотского состояния, женится на какой-нибудь дуре, которая нарожает ему детей, а потом годы, годы, годы и… кладбищенская земля, рыдающие внуки и бесконечный холод. Нет уж, счастливо оставаться. Поймите, вы милые зверушки и ни в чем не виноваты, но жрать вместе с вами из одного корыта и довольно хрюкать — это не для странника. Не потому, что он «лучше» или «хуже», а потому и только потому, что он не хочет так жить! Чтобы понять это, нужно увидеть дорогу, не скрывающуюся за горизонтом, но пронзающую его насквозь, дорогу, начало которой лежит у тебя под ногами, а конец, если он вообще существует, теряется среди звезд и галактик. Променять это на квартиру, комнаты в которой пропорциями схожи с гробами, доступ в сеть и паек? Вы рехнулись?!

—Никогда, — сказал странник и зашагал по дороге прочь от города.