Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2014/01/04/жизнь-и-абсурд/

Иллюзия контроля. История человечества знает много примеров рабства, но почти никогда люди не осознают, что являются рабами не в меньшей, а может быть и в большей степени, нежели их несчастные предки. Изучая историю Древнего Рима или Соединенных Штатов Америки некоторые из нас задаются вопросом: почему рабы не убивали своих хозяев, ведь у них было множество возможностей для этого? Ответ, в общем-то, прост: потому что они считали сложившееся положение вещей естественным, и точно так же как сегодня множество людей, находящихся в рабстве у государств и корпораций, считают абсолютно естественным и нормальным ходить на работу и платить налоги. Быть может спустя множество тысячелетий исследователи будут взирать на нашу эпоху с таким же брезгливым недоумением, с каким мы сегодня смотрим на рабовладельческие общества прошлых веков, и задаваться все тем же вопросом: разве они не замечали абсурдности своего положения? Наши ошибки и заблуждения станут пищей для острословов будущего, но никак не примером для подражания, по крайней мере в это хочется верить.
 

Тотальность абсурда. Абсурд скрывается под покровом иллюзий, которыми тешит себя разум, столкнувшийся с холодной равнодушной реальностью. Потребность в религии проистекает из жажды смысла, который должен, по мнению большинства людей, оправдывать их существование и придавать их жизни хоть какую-нибудь ценность. В конечном итоге, все упирается в сакраментальный вопрос: «Почему я страдаю?» Религия и эзотерические системы дают множество ответов на него, которые сводятся к банальной пропаганде высшей ценности человеческой жизни. Страдания не напрасны, человеку надлежит пройти через них, чтобы приблизиться к Богу или попасть в высшие сферы бытия. А что если страдания бессмысленны как и сама жизнь? Этот вопрос табуируется и забалтывается многочисленными ссылками на «священные писания», «истинность» которых не подтверждается ничем, кроме самого факта их существования. Сомнения невыносимы, поскольку уравнивают жизнь и смерть, делая последнюю даже более предпочтительной, нежели бессмысленное копошение на поверхности маленькой планеты, несущейся неведомо куда в бескрайней пустоте космоса. Человек хочет считать себя чем-то большим, нежели он есть, но почти всегда считает себя меньшим, чем он является в действительности. Люди не помещаются в узкий набор религиозных и мировоззренческих формул, поэтому их приходится насильно обтесывать, подгоняя под заданные рамки. Таким образом вера в святость догм преуменьшает человека, создавая вокруг него иллюзию понятности и предсказуемости. Догма — это средство контроля, а не улучшения человека. Поголовная кастрация — отличное средство от изнасилований, однако обрубок человека всегда будет меньше, чем целый человек, не изуродованный скальпелем или дрессировкой.
 

Два мира, две системы. Ныне существуют две основные системы ценностей, сформировавшие два параллельных мира, обитатели которых совершенно не понимают друг друга. Первая система полагает главной и абсолютной ценностью человеческую жизнь возведенную в ранг священной абстракции. Она оперирует такими понятиями как «безопасность» и «продолжительность жизни», которые неизменно превалируют над «свободой» и «правами человека». Во имя нового идола Безопасности человека с детства связывают по рукам и ногам бесчисленными инструкциями и правилами поведения, призванными продлить его существование на максимально долгий срок. Действительно жизнь, проведенная в рабстве безопасности, бывает порой очень длинной, но жизнь ли это? Другая система ценностей ставит во главу угла свободу, неотделимую от риска погибнуть, однако люди, идущие по краю смерти, неизменно вызывают восхищение и потаенную зависть у трусливых рабов Системы. Человек, восходящий на Эверест или отправившийся в одиночное кругосветное путешествие, рискует умереть в любую секунду, но он неизменно привлекает больше внимания, чем офисный работник, который всю свою жизнь будет бегать по безопасным тропинкам между домом и работой. Свободный человек опасен для Системы уже лишь потому, что может поставить на кон собственную жизнь в борьбе с ней, на что Система не может ответить равноценной ставкой (шахид-сирота — самое страшное оружие против иллюзорного господства Системы, поскольку она не может даже отомстить его родственникам, чтобы продемонстрировать массам свое могущество). Система стремится к вечному сохранению самой себя и исключает из рассмотрения любые варианты, сопряженные с ее собственной гибелью. Воспитанные Системой люди поступают точно так же. В гегелевской диалектике раба и господина такие люди относятся к категории рабов. Попытки трусов сохранить свою жалкую жизнь понятны и оправданы, их желание навязать свою систему ценностей другим — недопустимы. Риск — привилегия свободных, навязанная институциональная безопасность — удел рабов.
 

Современное искусство. В старые времена мир был загадочным, а искусство понятным. Люди не знали, почему происходят землетрясение, откуда прилетают кометы и что такое радуга. Неуклюжие попытки религии объяснить и истолковать на свой манер природные феномены не удовлетворяли наиболее развитую и образованную прослойку общества, поэтому элиты обратились к искусству, что наиболее ярко проявилось в эпоху Возрождения, а затем к науке, которая со временем дала ответы практически на все вопросы об устройстве видимого повседневного мира. Однако потребность человека в загадочном и непонятным никуда не делась. Так возникло современное искусство, совершенно невообразимое в прежние времена, и весьма популярное у современных элит. Причины этой популярности и ненависти со стороны глупых масс к элитарным арт-практикам в общем-то понятны. Высокообразованный представитель элиты знает практически все об устройстве мира и удовлетворяет свою потребность в необъяснимым, созерцая произведения современного искусства. Сама их ценность заключается в этой самой необъяснимости и многозначности, открывающей простор для толкования. Интерпретируя по-своему картины Малевича или Мариани, человек заглядывает в себя и узнает о себе что-то новое (если хочет). Необразованные массы, для которых мир по прежнему представляет собой свалку чудес и догм, требуют от искусства однозначной простоты и реалистичности. Современное искусство вызывает у них ненависть, потому что своей целенаправленной непонятностью оно обнажает их собственную глупость и пустоту. Тупые массы стремятся уничтожить или хотя бы высмеять все, чего не понимают, и еще больше желают смерти тем, на фоне которых проявляется их умственная и культурная неполноценность.
 

Власть терминов. Слова обладают магической властью над людьми. Будучи пустыми по своей природе и бессмысленными вне сознания воспринимающего их человека, они представляют собой весьма эффективный инструмент для манипуляции простаками, не склонными к рефлексии и самоанализу. Человеческими массами управляет тот, кто определяет значение и значимость терминов. Например, термин «свобода» считается сегодня чрезвычайно значимым. Мы полагаем себя более свободными, нежели наши предки. Вопрос заключается в следующем: мы действительно стали более свободными, или само значение термина «свобода» было целенаправленно изменено в нашем сознании таким образом, чтобы мы думали, что мы свободны? Видеокамеры, тотальная слежка, прозрачный мир цифрового документооборота — все это признаки рабства или свободы? Свобода в том, чтобы быть кем-то напоказ, или быть кем-то, не таясь этого, или в том, чтобы скрывать, кто ты есть на самом деле? Какой человек более свободен: тот, кто не имеет права распространять информацию о себе, или тот, кто не контролирует распространение информации о себе? Частная жизнь — это привилегия свободного или персональная тюремная камера для никчемного закомплексованного эго? Свобода в том, чтобы лицемерно поддакивать толпе, боясь расправы, или в том, чтобы погибнуть, бесстрашно и публично выражая свою точку зрения? Но может ли смерть удостоверять свободу, и какой прок трупу от свободы? И может ли страх быть неоспоримым свидетельством рабства? Что такое свобода сегодня? Безоговорочное подчинение господствующим культурным кодам: ты свободен, чтобы зарабатывать деньги и безоговорочно подчиняться законам. Что означало это слово тысячу лет назад? Право на бунт, неподчинение и своеволие. Многие ли способны сегодня на это?
 

Либералы-романтики. Либералы-романтики никогда не понимали (или делают вид, что не понимают) одной простой вещи: настоящая свобода подразумевает в том числе и право на отказ от нее, то есть на право на добровольное рабство (ведь в конечном итоге любое рабство добровольно), и уж тем более свобода отнюдь не подразумевает автоматическое признание права других на такую же свободу. Свобода для таких либералов — это круговая порука рабов: я признаю твое право на свободу лишь до тех пор, пока ты признаешь мое; твоя свобода в моих руках, а моя — в твоих, и мы всего лишь рабы друг у друга. Это свобода слабых, которая бессильна против тупых агрессивных масс. Вера в равенство интеллектуальных способностей всех людей дамокловым мечом нависает над либеральными общинами и обществами во всем мире. Свобода существует лишь для тех, кому она нужна и кем она ценится, однако массам она без надобности, потому что массы не способны к самостоятельному мышлению и инициативе. Толпе нужны «вечные истины» и четкие инструкции, как им жить, что им думать и к чему стремиться. Обыватель верит телевизору и всему, что скормит ему власть. Массы могут загореться либеральными идеями и столь же быстро остыть к ним, потому что они не умеют анализировать поступающую к ним информацию и строить на ее основе долгосрочные прогнозы. Массы нуждаются в религии или в квазирелигиозных системах, поэтому главная задача заключается не в том, чтобы подарить свободу тем, кто не знает, что с ней делать, а в том, чтобы дать массам иллюзию свободы, канализирующую их агрессию в более прагматическое русло.
 

Тест на дурака. Если человек постоянно оскорбляет и унижает представителей других культур и национальностей, считая себя выше их, нужно спросить у него: а кого ты считаешь выше себя? У дурака от такого вопроса наступает короткое замыкание, потому что он считает себя эталоном человека, которому все должны подражать и завидовать, после чего он пытается увильнуть от ответа, а поняв, что попался, начинает брызгать слюной от бессильной ярости. Не нужно стесняться называть дурака дураком, боясь ошибиться. Умный человек не обидится, полудурок из кожи вон вылезет, чтобы поумнеть, а дурак так и помрет дураком. Дурака нужно называть дураком не для того, чтобы оскорбить или унизить, а для того, чтобы предупредить окружающих, которых он может отравить миазмами своей глупости. Убогий должен осознать собственную убогость — тогда у него появится шанс измениться. Идиотизм торжествует, когда убогость возводит себя в ранг высшей ценности и общеобязательного образца поведения. Однако то, что не развивается, — мертво. Догма — мертвая мысль, а догматик — просто интеллектуальный труп. Кстати, дурак органически не способен понять процесс эволюции живых организмов, идей и целых обществ именно потому, что сам не эволюционирует. Идиот может только верить в собственную правоту, непогрешимость и значимость.
 

Абсурдность идиотизма. Идиотизм абсурден. Человек, публично выступающий против свободы слова, пользуется этой самой свободой, хотя и не осознает этого. Когда ему пытаются заткнуть рот, он начинает искренне возмущаться: «Как же так, ведь я имею право говорить все, что мне вздумается, а молчать должны те, кто мне не нравится!» Такой человек не любит, когда ему указывают, сколько раз в неделю и в какой позе нужно совокупляться с супругой, однако он считает допустимым указывать другим, как и с кем им заниматься сексом. Люди, требующие войны, не хотят, чтобы их дети погибали на полях сражений во имя вымышленных идеалов и сиюминутных политических прихотей. Некоторые представители языческих культов отчаянно выступают против «навязанной Западом» толерантности, не замечая, что все современное российское язычество существует исключительно благодаря веротерпимости властей и РПЦ. Борцы за возрождение отечественной промышленности предпочитают пользоваться западными товарами, а не жалкими поделками местных производителей. Политики-патриоты отправляют своих детей учиться за границу, а сторонники «раскулачивания» олигархов скорее удавятся, чем отдадут хотя бы тысячу своих кровно заработанных рублей на благотворительность. Идиот всегда «знает», как должны жить другие, и страшно не любит, когда в категорию этих самых «других» помещают его самого.
 

Признаки идиота. Поскольку идиот никогда не может аргументированно обосновать свои претензии на обладание знанием о том, как все должно быть устроено, он ищет прибежища в какой-нибудь массовой идеологии или религии, снабжающей его туманным терминологическим аппаратом, состоящим в основном из бессмысленных слов, значения которых он сам не может объяснить. Оттого идиоты так любят рассуждать о «грехе», «справедливости», «равенстве» и «долге», пытаясь с помощью этих пустышек навязать свое мнение окружающим. В сущности, никакого собственного мнения у идиота нет, он лишь бездумно воспроизводит идеологические мемы, пытаясь удовлетворить собственную ничтожную «волю к власти». Идиот может ошибаться в деталях, но он всегда прав в главном, его путь — единственно верная дорога для всего человечества. Неудачи идиота — это всегда следствие заговора могущественных таинственных сил, но никогда не закономерный итог отстуствия у него способностей и талантов к чему-либо, кроме доморощенного самопиара. Равнодушная к его потугам реальность достойна лишь уничтожения в огне апокалипсиса или планетарной катастрофы. Идиот искренне полагает, что клавиатура с кириллицей и доступ в Интернет делают его экспертом по всем мировым проблемам, а количество френдов и фолловеров — значимой фигурой. От своих последователей он требует слепой веры, а не знания, подчинения авторитетам, а не самостоятельности, экзальтации, а не вдумчивого анализа. Для пошлого стигматизирования несогласных с его точкой зрения у идиота всегда имеется набор ярлыков, которые он щедро развешивает на окружающих, если они осмеливаются открыто ему возражать. Спорить с идиотом могут только «предатели», «либерасты», «извращенцы», «грешники» и прочие «мерзавцы и негодяя». Для идиота мир делится на «своих» и «недочеловеков», которых нужно либо обратить в свою веру, либо уничтожить, либо, если идиот уж совсем никчемен и слаб, постараться не замечать их присутствия. С точки зрения идиота «другой» значит плохой, потому что себя идиот всегда считает «правильным», «хорошим» и достойным большего, чем он добился собственным трудом. В мире идиота прав всегда тот, кто умеет затыкать рот оппонентам, массовость идеологии служит главным доказательством ее истинности, а запреты и репрессии — единственный способ «осчастливить» человечество.
 

Неравенство и неравноправие. Признание очевидного факта интеллектуального неравенства людей ведет к автоматической отмене равноправия, хотя бы во имя поблекшего и поистершегося идеала Справедливости. Сегодня идиот и гений, гопник из подворотни и академик имеют равные права и их голоса в избирательной системе ничем не отличаются. Однако идиотов и гопников намного больше, чем гениев и академиков, поэтому в силу своей многочисленности они имеют большее влияние на политическую систему, даже если выборы в ней являются фикцией, поскольку властям так или иначе приходится задабривать тупое агрессивное быдло, потакая его животным и псевдодуховным потребностям. Является ли подобная ситуация, в которой гении и академики вынуждены жить по общим законам с дураками, справедливой? Вы не имеете права носить оружие, потому что какой-нибудь идиот может по-пьяни застрелить ребенка. Вы не имеете права употреблять легкие наркотики, потому что идиоты ни в чем не знают меры. Вы не имеете права свободно выражать свои мысли и идеи, потому что дебилы пользуются свободой слова, чтобы пропагандировать людоедские идеологии и откровенный бред, и обижаются на критику своих религиозных фантазий. Вам запретили многие вещи, доступные гражданам других государств, потому что ваши тупые соотечественники не любят, когда другим позволяется больше, чем им самим. Справедливость для них — это когда все сидят в общей луже и кидаются друг в друга грязью, а всякий, кто хотя бы пытается из нее выбраться — предатель Родины. Разумность разума подразумевается априори как нечто само собой разумеющееся, однако именно эту очередную очевидность и следовало бы поставить под вопрос: разумны ли мы сегодня в достаточной степени, чтобы по праву считать себя разумными? И если да, то почему мы продолжаем жить по законам, написанным для убогих и идиотов? Равенство образованных самостоятельных личностей и инфантильных дураков перед законом означает лишь то, что с точки зрения закона самостоятельная личность ничем не отличается от дурака.