Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2013/06/01/лоботомия-сознания/

Один из самых страшных образов будущего можно найти в повести Оливии Блэквуд «Падение» о секретных экспериментах правительства, направленных на порабощение сознания граждан. В выдуманном писательницей мире ученые изобрели препарат, который лишал людей воли и делал их абсолютно послушными. На взрослых сыворотка оказывала лишь временный эффект, но если ее давали новорожденным младенцам, то она блокировала участок мозга, ответственный за самостоятельное принятие решения, и значительно тормозила его развитие.

Подросшие дети ничем внешне не отличались от своих сверстников, однако они не могли сопротивляться настойчивым приказам, диктующим им чужую волю. Первое поколение таких детей работало обслуживающим персоналом в секретной лаборатории, где проводились эксперименты над сознанием. Все они носили синие рабочие комбинезоны с небольшой надписью на груди: «Ты приказываешь — я подчиняюсь».

Повесть оставляет гнетущее впечатление, поскольку в ней не содержится ничего принципиально невозможного. При современном уровне развития технологий изобретение подобных препаратов становится лишь вопросом времени, и вряд ли что-нибудь помешает правителям, желающим оставаться у власти как можно дольше, организовать массовую обработку младенцев, вкалывая им препарат под видом прививок от какого-нибудь птичьего гриппа. В результате станет возможным появление целых народов идеальных потребителей и солдат, готовых исполнить любой приказ.

Власть всегда стремилась к тотальному контролю над гражданами, однако контроль не может быть полным до тех пор, пока у человека сохраняется хотя бы гипотетическая возможность взбунтоваться или по-тихому саботировать распоряжения руководства. В мире Оливии Блэквуд люди лишены такой возможности. При этом никто не чувствует себя униженным или подавленным. Единственным доступным большинству людей счастьем становится безропотное подчинение своим хозяевам, чьи дети рождаются и растут в специальных учреждениях, в которых их с младенчества учат повелевать и отдавать приказы.

Однако в 1987-м году, когда была опубликована повесть «Падение», Оливия Блэквуд даже не могла себе представить, что вскоре развитие общества достигнет такого момента, когда все придуманные ею психофармакологические ухищрения станут попросту не нужны. Отпала необходимость и в технических средствах пропаганды вроде радио, телевидения и интернета. Пропаганда рабства стала тотальной, когда каждый человек сам сделался пропагандистом в своем повседневном кругу общения.

Люди сегодня не ищут свободы, сколько бы не утверждали обратное романтически настроенные юноши и девушки, имитирующие борьбу за переустройство мира. В большинстве своем наши современники сами желают быть рабами, единственное отличие от прежних времен заключается в том, что у них появилась возможность выбирать себе хозяев, хотя зачастую выбор этот иллюзорен и заранее предрешен.

Речь идет даже не о демократической системе, в которой соревнуются между собой отнюдь не политические и экономические программы, а деньги, пиар и обаяние кандидатов. Я говорю о более тотальном рабстве, сковывающем сознание изнутри, о своеобразной мемократии, четко разграничивающей дозволенное и недозволенное, то, о чем разрешено думать, и то, о чем мыслить нельзя. Вместо того, чтобы вешать табличку «Посторонним вход воспрещен», теперь просто заколачивают дверь и замазывают ее штукатуркой, чтобы никто не догадался о ее существовании.

Это не заговор злобных ученых и корыстных политиков, которых и так обвиняют во всех смертных грехах и которым мало кто уже верит на слово. Здесь мы имеем дело с добровольной лоботомией сознания, сделавшейся необходимым условием успешной социализации. Религия — больше не путь к спасению, философия — не благородное занятие для свободных умов, идеология — не мечты о новом будущем, творчество — не попытка выразить невыразимое, теперь все это лишь набор слов, позволяющий человеку сойти за своего в том или ином обществе. Произноси нужные слова, стремись к общим целям, думай «правильные» мысли, и твоя жажда общения будет удовлетворена.

Человек — социальное животное, однако его потребность в контактах с себеподобными долгое время была ограничена ближайшим окружением. Интернет и социальные сети расширили круг возможностей и одновременно пробудили в человеке неуемную жажду общения, выходящую за пределы разумного. Чем больше человек получает, тем больше он хочет, даже если объект желания постепенно уничтожает его. Героиновая наркомания — символ нашей эпохи, выражающий самую сокровенную ее суть.

Аккаунты на двух десятках сайтов, тысячи фрэндов и подписчиков, сотни дискуссий на форумах, но самое главное — чужое внимание. Меня читают, меня спрашивают, к моему мнению прислушиваются, я не одинок. — Да. Кайф без побочных эффектов? — Нет. Побочные эффекты есть, но многие их просто не замечают, а для некоторых они и вовсе не имеют значения. Чужое мнение оказывает на нас гораздо более сильное влияние, нежели любая пропагандистская машина. Мы можем смеяться над «Идущими вместе» и выпусками новостей на госканалах, но есть вещи, которые мы никогда не напишем в наших блогах, опасаясь, что с нами перестанут разговаривать те, чьим общением мы дорожим.

Мы подавляем эти «неправильные» мысли и неосознанно подстраиваемся под мнение своего окружения. Человек, общающийся с оголтелыми националистами, никогда не признается, что его лучший друг — еврей, опасаясь изгнания из стаи, а мысль о том, что не все евреи сволочи, постарается держать при себе. В антиклерикальной туссовке не принято хвалить священников, даже если имеется достойный повод, а в среде мусульман лучше помалкивать о достижениях языческих культур или о правах женщин.

Можно расхаживать перед своей матерью-христианской в футболке с перевернутой пентаграммой, однако всегда найдется чем прикрыть этот символ, когда проходишь по двору мимо ужравшейся пивом компании гопников с православно-патриотическим воспитанием. Что ты можешь сказать о Джойсе людям, зачитывающимся Марининой и Донцовой? Все твои друзья посмотрели новый «Форсаж», а ты лопочешь что-то об Алехандро Ходоровски? Твой начальник против абортов, но разве ты посмеешь прилюдно возразить ему? Никто не будет этого терпеть слишком долго: либо ты в стае и живешь ее жизнью, либо твое присутствие становится нежелательным.

Изгнание из племени — одно из древнейших наказаний, превосходившее по своей жестокости даже смертную казнь. Привычный круг общения и есть маленькое племя, в котором человек существует с рождения. Сегодня человек может найти себе компанию по интересам в интернете, однако в реале его родственники, друзья и коллеги никуда не денутся. Заклейменные массовой культурой и идеологиями люди будут повсюду, куда бы ты не сбежал. Поэтому всегда будут вещи, о которых ты будешь молчать до тех пор, пока не разучишься их думать. Победа над обществом — это в первую очередь победа над собственной биологической потребностью в общении ради самого общения.

Человек — более разноплановое существо, нежели любая группа, объединенная одним мировоззрением, религией или идеологией. Ни одна из существующих групп не может принять человека таким, каков он есть во всей совокупности своих подчас противоречивых желаний, мыслей и потребностей. Отсюда следует банальный вывод: любая группа с самыми либеральными и свободомыслящими взглядами, реальная или виртуальная, всегда ограничивает мышление своих участников.

Групповое сознание рождается из одержимости одной или несколькими гранью человеческого бытия. Семья — это группа, основанная на вере в гипертрофированную ценность родственных связей. Религиозные группы строятся на вере в общечеловеческую значимость своего мертвого или живого гуру. Рабочие коллективы живут верой в ценность карьерного роста (кто был ничем, тот стал высокопоставленным ничем, ибо не должность делает человека, а человек — должность). Скинхэды придают огромную значимость национальности и цвету кожи, а интеллектуалы почитают главной человеческой чертой разум и количество накопленных знаний. Фанаты какого-нибудь певца верят в значимость его творчества для всего человечества, и никто из них не говорит «Я слушаю его, потому что мне нравится», но почти всегда «Я слушаю его, потому что он хорош».

Человек, существующий в группе, не имеет права усомниться в ее доминирующей ценности. Самый главный вопрос, разумеется, табуирован практически повсеместно и звучит он так: «Почему вы считаете, что часть человека имеет большее значение, нежели весь он целиком?» Почему для националиста, убившего таджика, национальность жертвы важнее, чем вся его жизнь, включавшая в себя помимо генетических особенностей еще и много другого? Почему для интеллектуала логика важнее интуиции, чувств, эмоций, фантазий, страхов и всего прочего, что составляет человека? Разве может жесткий диск компьютера стоить дороже, чем весь компьютер вместе с этим диском?

Даже не пытайтесь добиться вразумительного ответа от последователей массовых идеологий. Вас просто не поймут. В лучшем случае ответ будет выдержан в духе извращенной до неузнаваемости аксиологии: без жесткого диска компьютер не будет работать, следовательно, жесткий диск важнее прочих комплектующих. Но ведь без видеокарты и блока питания компьютер тоже не заработает? Да, но жесткий диск все равно важнее, потому что так написано в Священной Инструкции, и после окончательной поломки лишь он один попадет на Небесный Завод, где будет крутиться вечно, услаждая своего Создателя приятным шуршанием.

Со времен Ницше прошло уже более века, но мы по-прежнему находимся в плену ценностного мышления и привычки сравнивать произвольно выбранные части целого между собой. Общество изменилось, человек остался прежним. Метафизика, в том числе и метафизика свободы, доминирует в мышлении наших современников. Мы получили возможность выбирать себе стадо по вкусу, но не перестали быть стадными животными. Вопрос «что делать?» как и сто лет назад не имеет ни одного вразумительного ответа, возможно даже Ницше его не знал, поэтому и ограничился лишь загадочной фразой: «Сотня глубоких одиночеств в совокупности образует город Венецию — это его очарование. Картина для людей будущего».