Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2016/07/21/идеология-и-человеческая-природа/
Tannarh
ИДЕОЛОГИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА
Пустыня ширится сама собою: горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит!
Фридрих Ницше
«Так говорил Заратустра»
Противопоставление разума и человеческой природы имеет долгую историю, однако научные открытия последних полутора веков наглядно продемонстрировали ошибочность данного подхода. В действительности разум не противостоит инстинктам и эмоциям, а является всего лишь одним из инструментов выживания генов, индивида и популяции в целом. Борьба интеллекта и природы начинается в том случае, если индивид принимает идеологию, отрицающую биологические основы человеческого существования, как этого требует, например, религия, либо возвышающую разум до уровня верховного арбитра, призванного контролировать и управлять всеми психическими и даже биологическими процессами в организме (трансгуманизм, атеистический сатанизм и т.п.).
В первом случае внутренний мир человека становится ареной бессмысленной борьбы против очевидных телесных потребностей, результатом которой может быть только поражение разума или умерщвление плоти. Во втором человек пытается вмешиваться в процессы, назначение, механизм и взаимосвязь которых ему по большей части неизвестны. Скажем, существует теория о том, что во время сна мозг занимается очисткой внутренних органов от больных клеток, и если этого по каким-то причинам не происходит, животное просто умирает из-за отключения иммунной системы. Таким образом люди, практикующие осознанные сновидения, крадут ресурсы у спящего мозга, даже не задумываясь о том, что мозгу они, быть может, нужнее, а страдает в конечном итоге весь организм.
Подобные примеры бездумного вмешательства в собственную природу встречаются повсеместно, хотя редко приводят к печальным последствиям. Дело в том, что реальная борьба разума и тела — удел немногих фанатиков. Большинство же людей прекрасно научились адаптироваться к требованиям избранной или навязанной им идеологии с помощью лжи и самообмана. Если оставить в стороне аскетов и прочих духовных экстремалов, то во всех остальных случаях мы обнаружим, что на самом деле не разум навязывает телу идеологические правила игры, а наоборот — тело направляет и отчасти формирует мировоззрение человека и его идеологический выбор. Отсюда, впрочем, следует, что идеологические войны — это войны в основе своей биологические, и любая попытка навязать человеку свою точку зрения столь же бессмысленна, как и желание превратить его в свою точную генетическую копию.
Критикам массовых идеологий и обывательского мировоззрения давно известно, что любовь, патриотизм, послушание и прочие громкие слова представляют собой лишь красивую упаковку для старых добрых инстинктов размножения, заботы о потомстве, защиты территории и подчинения стадной иерархии. Люди, в которых сильны эти инстинкты, оправдывают и рационализируют свое поведение, апеллируя к библейским заповедям, гражданскому долгу, морали, нравственности и общественным интересам. Они пытаются найти разумные причины своего поведения, а поскольку таковых нет, выдумывают их и навязывают всем, кто может своими нестандартными взглядами на жизнь разрушить их уверенность в собственном здравомыслии.
Если сказанное верно в отношении массового человека, то подобный механизм можно обнаружить и в поведении индивидуалистов-одиночек, бунтарей и критиков общественных устоев, полагающих себя разумными существами с той же слепой самоуверенностью, что и рядовые обыватели. Возьмем для примера двух молодых людей. Один — экстраверт крепкого телосложения с избытком гормонов и энергии, другой — интроверт с пониженным либидо, неразвитой мускулатурой и склонностью к бездеятельному созерцанию или, говоря проще, существо слишком слабое и трусливое, чтобы участвовать в общей борьбе за самок и место в иерархии.
Достигнув сознательного возраста, наш высокоактивный экстраверт, скорее всего, станет патриотом, гомофобом и сторонником крепких семейных ценностей. Абсолютно свободно и без какого-либо пропагандистского принуждения он выберет для себя идеологию национализма, православную веру и футбол в качестве любимого вида развлечения (не считая пива и регулярных избиений жены). Однако выбор этот он сделает не в результате разумного анализа всех возможных вариантов, а по принципу соответствия биологическим потребностям («мне это нравится, а почему — не знаю»).
Мальчик-интроверт не такой. Он много читает и полагает себя умнее остальных. Непригодный к лидерству и доминированию он сторонится толпы, полагая ее чем-то враждебным, а значит плохим. Как следствие, массовые идеологии и развлечения вызывают у него неприязнь, поэтому он ищет или придумывает для себя такое мировоззрение, в котором, во-первых, присутствовала бы критика общества и обывателей, и, во-вторых, превозносился индивид как нечто более ценное, чем любое множество. Развившееся на этой почве огромное самомнение при невыдающихся физических данных приводит к тому, что мальчик никак не может найти себе подходящую партнершу для спаривания. Те, кого он хочет, никогда ему не дадут, а тех, кто обращает на него внимание, не хочет он ввиду их несоответствия высокому стандарту.
Собственно, учитывая низкое либидо, одиночество его ничуть не тяготит. И все же добровольный отказ от участия в общественной жизни требует от него как-то противопоставить себя обществу, чтобы обозначить границу между «я» и «они». В результате наш мальчик гордо объявляет себя чайлдфри и асексуалом, и в этот момент биология превращается в идеологию. Позабыв о собственном презрении к социуму, мальчик разворачивает в интернете пропаганду асексуализма, индивидуализма, имморализма, анархизма, сатанизма и черт знает чего еще, даже не догадываясь, что все эти «измы» являются таким же следствием его врожденных биологических особенностей, как и в случае с описанным выше православным экстравертом-патриотом.
Проще говоря, люди совершают жизненный выбор не разумом, а инстинктами, и каждый предпочитает не лучшее из возможного, а то, что нравится, то есть в большей степени соответствует врожденным потребностям. С этой точки зрения, разницы между двумя описанными выше молодыми людьми нет никакой: оба рабы собственной природы, не способные принять противоположную точку зрения. Конечно, в жизни каждого может произойти травмирующее событие, которое может заставить человека кардинально изменить свои взгляды на жизнь, например, превратить православного в атеиста и наоборот, но по доброй воле и в результате долгих размышлений такие преображения случаются нечасто. Да и особого смысла в них нет.
Если вдруг наши герои столкнутся на каком-нибудь форуме, и один с помощью логических аргументов убедит другого в ошибочности его мировоззрения настолько, что тот примет сторону победителя, то попытка двигаться против своей природы ничем хорошим для него не закончится. Став православным националистом мальчик-интроверт вряд ли добьется на этом поприще заметных успехов, оказавшись в подчиненном положении у более активных доминантных самцов, что не прибавит ему ни самоуважения, ни счастья. А порвавший все связи с внешним миром экстраверт, уверовавший в индивидуализм и очищающую силу одиночества, скорее всего сопьется от скуки. Добровольно изменив свое мировоззрение под действием доводов оппонента, оба поступят абсолютно разумно, однако с точки зрения постороннего наблюдателя их действия будут выглядеть безумными и даже самоубийственными. Таков один из парадоксов человеческой природы.
Подлинно разумный антибиологический поворот заключается в том, чтобы отказаться от того, что кажется приятным и, следовательно, правильным, в пользу неприятного, но логически более убедительного. Однако, вступая в борьбу с человеческой природой, разум рискует либо проиграть эту битву, либо погибнуть вместе с телом, которому попытается навязать несвойственные ему желания. Отсюда следует простой вывод: люди придерживаются взглядов, которые соответствуют их врожденным потребностям, не из-за глупости или упрямства, а под неосознанным влиянием инстинкта выживания. Иными словами, изменить точку зрения человека в результате разумной дискуссии так же сложно, как превратить экстраверта в интроверта или наоборот. Максимум, что вы можете, — это дать иную интерпретацию взглядам вашего оппонента, как это, например, сделали христиане, передавшие функции языческих богов своим святым. И то, что кажется нам сегодня борьбой идеологий, на самом деле является войной интерпретаций и интерпретаторов за право доминировать в информационном пространстве.
Наиболее показательна в данном отношении война атеистов с верующими. В Советском Союзе материалистическая идеология победила не в результате открытой дискуссии с привлечением всех возможных фактов и доказательств, а благодаря физическому устранению священнослужителей и сносу культовых сооружений. Как только насилие в отношении верующих было прекращено, православие очень быстро восстановило утраченные позиции. В западных странах христианство теряло популярность в ходе свободной конкуренции с другими мировоззрениями, при этом человеческие потребности, которые оно обслуживало, никуда не делись, изменились лишь способы их удовлетворения. Когда репрессивная машина Инквизиции была остановлена, люди, не испытывавшие никакого интереса к религиозным вопросам, просто перестали притворяться христианами, а часть искателей мистического опыта ушла в эзотерику, магию, New Age и всевозможные секты. Место Христа заняли Кроули, Кастанеда и Коэльо, но суть от этого изменилась мало. Люди по-прежнему верят в то, что им нравится, наперекор научным открытиям и доводам разума. Именно поэтому нацисты и коммунисты грезили о создании нового человека — потому что со старым человечеством все останется по-старому, и даже массовые расстрелы никак не смогут повлиять на сложившуюся ситуацию.
Итак, основанием любого мировоззрения служит не разум, а врожденные особенности людей. Человек считает правильным, хорошим и разумным то, что ему свойственно, и наоборот: все, что противоречит его инстинктам и складу характера, он искренне полагает ложным, плохим и ошибочным. На протяжении жизни гормональный состав крови меняется, и человек подстраивает свои взгляды под эти изменения. Скажем, семнадцатилетний неонацист, избивающий лиц другой национальности на рынке, вряд ли сохранит прежнюю агрессивность к сорока годам и будет оправдывать смягчение своих взглядов не снижением уровня тестостерона в крови, а отговорками иного рода, скорее всего политического («убийством гастарбайтеров ничего не решить, проблема в тех, кто их сюда пустил»). Разум всегда найдет способ примирить биологию с идеологией, если ему не мешать, но возможно ли разумное мировоззрение, которое вовсе не противоречило бы природе человека?
Такое мировоззрение возможно, и заключается оно в том, чтобы осознавать собственную природу и причины своих поступков, а не подстраиваться под шаблонные схемы различных учений, идеологий, религий и концепций. Оно основывается на понимании того простого факта, что человека легче сломать, чем изменить, а изменить — значит сделать его не тем, что он есть, то есть ничем. Все теории, объясняющие поведение людей, относительны и зачастую ошибочны, поэтому единственный способ познать человека заключается в том, чтобы познать самого себя. При этом любое самопознание, отрицающее тело как источник человеческого бытия, будет лишь профанацией и праздником лжи.
Метафизики всех мастей и прочие «высокодуховные» личности издревле отвергали тело с его потребностями, желаниями и инстинктами, потому что в отличие от «духовных» фантазий его невозможно поменять и практически невозможно изменить. Смертное тело было для них тюрьмой, и, отрицая его, они в конечном итоге пришли к отрицанию всего материального мира. Тело превратилось в территорию войны, подавления, репрессий и контроля, однако без освобождения тела любая «внутренняя свобода» так и останется игрой самодовольного эго, одержимого идеологическими иллюзиями. Именно здесь и проходит граница между двумя реально враждующими сторонами: между теми, кто стоит на земле, и теми, кто витает в облаках; между путниками среди песков и призраками, пытающимися завлечь их в гибельные миражи метафизической пустыни. Обе дороги ведут к смерти, а выбор ничего не решает. Вопрос лишь в том, чего хочет сам человек: прожить жизнь или воображать, будто живет.