Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2014/04/22/система-абсурд-и-здравый-смысл/

1. Пастыри абсурда

Любая политическая или социальная система существует лишь до тех пор, пока большинство людей считают ее в достаточной степени разумной и справедливой. Обе эти иллюзии — разумность и справедливость — весьма шатки и подвержены различного рода влияниям, будь то неожиданные изменения жизненного уклада, новомодные философии или пропаганда враждебных сил (как вымышленных, так и вполне реальных). Сам по себе механизм влияния на человеческие умы давно уже не представляет секрета, и вследствие этого не столь интересен, как причины, по которым люди добровольно закрывают глаза на очевидный абсурд повседневности и, в еще большей степени, причины того, почему они вдруг отказываются мириться с этим самым абсурдом.

Рядовой интеллектуал, отрабатывающий свое место у кормушки суетливыми рассуждениями о проблемах современности, вроде упадка культуры и глобального потепления, в конечном итоге явно или неявно сводит цепь своих рассуждений к столь же простой, сколь и ошибочной мысли о виновности глупых и необразованных масс в сложившемся положении дел. Неважно, с каким багажом отправляется наш безногий странник в свое паломничество к относительной истине^[1] и какие приключения и преграды ожидают его впереди, конечный пункт уже известен. Нужно только суметь отыскать к нему максимально долгий путь, дабы утомить читателя ровно настолько, чтобы к концу авторских рассуждений он был готов бездумно согласиться с любым выводом, лишь бы его отпустили восвояси.

Но если интеллектуал представляет собой человека, который попросту научился заворачивать банальности в яркую фольгу философского новояза^[2], и спрос с него невелик, то люди, одержимые идеями переустройства общества, изначально направляют стрелы своей критики не вниз — в болото «заурядных людей», из которого они, как им кажется, выбрались, сумев заползти на первую же подвернувшуюся идеологическую кочку, а в небесные обители господствующего класса, щедро наделяя власть предержащих способностями и талантами, вовсе им не присущими.

Во все времена революционеры были главными друзьями и помощниками правителей, убеждая простолюдинов в сомнительной истине, будто господа и в самом деле управляют рабами, а не используют их слабости, трусость и лень, дабы непрерывно внушать подданным иллюзию своего всемогущества. Менялись правители, политические режимы и экономические системы, однако по большому счету положение людей оставалось неизменным. Иногда детям позволялось больше, чем их родителям, бывало порой и наоборот, войны сменялись краткими периодами затишья, а те — новыми войнами, наука вытеснила религию из людских умов, чтобы в скором времени уступить место популярной эзотерике, выплеснувшейся из недр коммерческой культуры в девственно чистые умы очередного «потерянного поколения». Революционеры остались не у дел и, подобно рафинированным интеллектуалам, принялись обвинять во всех грехах массы, слишком пассивные, чтобы сражаться, и слишком живучие, чтобы тихо умереть где-нибудь под забором, уступив место могучим героям из утопических романов и кичливых революционных манифестов, все более напоминающих нетрезвые каракули в личных блогах^[3].

Впрочем, откуда именно должны были взяться эти люди нового типа, мечтатели-утописты никогда не говорили с достаточной степенью точности, чтобы их можно было ухватить за язык раскаленными щипцами критики. По всей вероятности грядущих сверчеловеков должны были рожать феи и ангелы, поскольку ожидать их появления от спешного соития тракториста и доярки или, тем более, от похмельного коитуса офисного работника и накокаиненной представительницы креативного класса ждать совершенно не приходится. Люди, одержимые мыслями о переустройстве мира, вообще слабо себе представляют, как этот мир устроен. Они надеются отрастить крылья, рассуждая о полетах, и презирают окружающих так, словно это они виноваты в том, что крылья у мечтателей все никак не могут проклюнуться.

Как бы то ни было, вина за сложившееся положение дел исправно возлагается на тех, кто ничем не управляет и не способен ни за что отвечать, поскольку не имеет на то ни прав, ни полномочий. Интеллектуалы упрекают обывателей в неспособности взять на себя ответственность, а революционеры — в нежелании отвечать за что бы то ни было. Тем временем взбесившийся принтер власти печатает сотни законов, призванных убедить общество в том, что им хоть кто-то еще руководит, а простые люди тихо грызутся друг с другом за маленькие кусочки картонного счастья, без которых жизнь казалась бы им совершенно невыносимой.

В результате каждая из перечисленных сторон вносит свой весомый вклад в поддержание существующей Системы, отнюдь уже не сдержек и противовесов, а тотальной лжи и вездесущих недомолвок, и козлом отпущения, как всегда, оказывается тот, кого вовсе не позвали принять участия в дискуссии.

2. Свобода или счастье?

Распад системы, ее агония и реструктуризация, начинаются с мелких расхождений с текущей версией здравого смысла, представления о котором всегда были более пластичными и податливыми, нежели неповоротливые и тугоумные государственные машины. Здравый смысл в самых общих чертах есть некая общая и весьма расплывчатая модель того, как все должно быть устроено для всеобщего счастья^[4]. На компромиссы в данном вопросе сегодня смотрят косо, памятуя о миллионах людей, сгнивших в сталинских лагерях ради счастья других миллионов, делавших вид, будто они не замечают хлюпавших под ногами кровавых ошметков. Но если Фоме Аквинскому в силу его воспитания была простительна вера в то, что праведники в Раю услаждают свой взор мучениями грешников, то современный человек уже не столь кровожаден в своих духовных предпочтениях. Конечно, вид чужих страданий может доставить определенного рода удовольствие, но сделать абсолютно счастливым нас уже не способен ни вид сжигаемой заживо ведьмы, ни завораживающе точная работа гильотины. Сегодня мы достигли в этом вопросе некоего негласного компромисса, позволяющего нам с чистой совестью закрывать глаза на страдания небольших групп населения (гастарбайтеров, гомосексуалистов, наркоманов, раковых больных и т.п.): пусть счастье будет не абсолютным, но максимально всеобщим или, в более точном изложении, каждый имеет право на свой кусочек счастья или его безвредный заменитель^[5].

В наши дни проблема счастья становится для общества несоизмеримо более важной, чем проблема свободы. Точнее говоря, мода на свободу прошла вместе с модой на научно-технический прогресс, и теперь вызывает у масс не больше интереса, чем любая другая занудная тема из учебников истории. Оказалось, люди вовсе не нуждаются в той свободе, которую придумали шестидесятники по обе стороны Атлантического океана, поскольку личный опыт многих борцов и ниспровергателей доказал, что свобода не ведет к счастью и вообще мало как с ним пересекается.

В подтверждение этих слов каждый может провести очень простой эксперимент. Достаточно выйти на улицу и, напустив на себя важный вид Уполномоченного Эксперта, обратиться к прохожим с простым вопросом: «Если вам предложат прямо сейчас навсегда стать счастливым при условии, что вы никогда не будете свободным, или стать свободным, но без надежды обрести в будущем счастье, что вы выберете?» Практика показывает, что первый вариант ответа пользуется несравнимо большей популярностью, нежели второй; соотношение примерно 9 к 1, без учета того, что среди выбравших второй вариант многие полагают, будто свобода и счастье неразлучны как сиамские близнецы, сросшиеся половыми органами.

Итак, оказавшись на перекрестке между свободой и счастьем, подавляющее большинство людей изберет второй путь, где представления о здравом смысле будут указателями, ведущими к цели. Но что делать, если указатели направляют человека в одну сторону, а внезапно взбесившаяся дорога покрывается вдруг рытвинами и ухабами и начинает петлять как пьяный фигурист? У человека, угодившего в подобную ситуацию, есть простой выбор: следовать дороге или указателям. Пока они более или менее совпадают, человек изобретает различные умственные уловки, дабы убедить себя в их тождественности, однако чем сильнее дорога будет заворачивать в сторону или чем нечитабильнее будут становиться надписи на указателях, тем сильнее будет нарастать беспокойство, ведущее к осознанию неизбежности назревающего выбора.

Когда пропасть между здравым смыслом и окружающей действительностью становится достаточно широкой, чтобы человек уже не мог устоять на ее краях, расставив ноги, ситуация выбора рождает катастрофу. В глазах людей Система начинает вести себя неразумно и несправедливо. Именно острое ощущение несправедливости издавна толкало массы на революционные подвиги и преступления, подобно тому, как кажущееся неразумным поведение власти объединяло интеллектуалов в борьбе с бюрократическим, тоталитарным или капиталистическим абсурдом. Система выходит из-под контроля, поскольку чиновники попросту саботируют исполнение кажущихся абсурдными распоряжений начальства, и рушится от малейшего дуновения революционных идей. Наступает краткий период хаоса, из которого рождается обновленная версия Системы, более или менее соответствующая текущим представлениям о здравом смысле, после чего цикл повторяется. Попробуем же выяснить, на каком из перечисленных этапов находимся мы и какова критическая масса абсурда, способная обрушить Систему сегодня.

3. Симуляция абсурда и абсурд симуляции

Ответ на первый вопрос относительно прост: в данный момент Система вступила в переходную стадию, когда на исправление внутренних ошибок тратится меньше ресурсов, чем на попытки убедить людей в собственной работоспособности. Другой же вопрос вызывает огромные затруднения, связанные с появлением новых способов контроля и управления населением. Нетрудно заметить, что в последнее десятилетие власть, вместо того, чтобы бороться с абсурдом, начала всячески насаждать его в обществе. Реклама на государственной радиостанции «Россия» убеждает нас срочно почистить карму, а по экранам телевизоров нестройными шеренгами шагают атланты, инопланетяне, астрологи, экстрасенсы, предсказатели и офтальмолог Мулдашев.

Образованные люди ошибочно полагают разгул лженаук и так называемых «альтернативных теорий» показателем торжества абсурда, причем абсурдным вдвойне, поскольку рейтинги подобных передач никогда не бывают настолько высоки, чтобы в полной мере оправдать их производство. Не заметно так же, чтобы власть получала заметную выгоду от потакания всевозможным жуликам и шарлатанам, отнимающим хлеб у представителей традиционных религий, организованных ровно настолько, чтобы составлять опору власти, а не угрозу ей.

Системе выгоден этот милый ручной абсурд, поскольку он отвлекает потребителей информации от размышлений над абсурдностью самой Системы^[6]. Медийный абсурд по сути вовсе не является таковым, ведь для обывателя не имеет жизненно важного значения, кто построил пирамиды и научил древних индейцев земледелию, намного более значимым для него являются другие вопросы: насколько завтра повысятся цены на услуги ЖКХ? не потеряет ли он работу из-за очередного витка кризиса, перешедшего в хроническую фазу? и как подешевле отмазать ребенка от армии?

Симуляция абсурда прекрасно отвлекает внимание не только простых обывателей, но и людей образованных и порой даже неглупых, полагающих эти передачи неплохим развлечением или упражнением для ума, занятого подсчетом логических и фактических ошибок. Впрочем, даже сюда прокрался системный абсурд, ведь ученые, высмеивающие оккультные и псевдонаучные телепередачи на телевидении, при других обстоятельствах не обратили бы ни малейшего внимания на их создателей, посчитав их недостойными собеседниками.

И все же возрастающая абсурдность Системы уже становится очевидной не только гениальным мыслителям, но и людям с весьма средними интеллектуальными способностями. Рассмотрим несколько простых примеров, нанизав эти червивые бусины одна за другой на нить наших рассуждений.

Равные избирательные и прочие права для людей с разным уровнем интеллекта и размером налоговых отчислений^[7] считаются едва ли не величайшим достижением Системы. Большинство не видят в таком социальном устройстве ничего абсурдного, мало того, некоторые полагают, что подобное равенство не только в принципе осуществимо, но и уже успешно состоялось на Западе, по меньшей мере в некоторых европейских странах.

В реальности же обеспеченные люди и могущественные корпорации прекрасно научились лоббировать свои интересы во властных структурах с той лишь разницей, что в прежние времена они порой делали это открыто, а сегодня изобретают для этих целей удивительные в своей извращенности схемы, плодя коррупцию и превращая бюрократов в своих содержанок. При этом следует учитывать одну немаловажную деталь: если чиновники хотя бы теоретически обязаны отчитываться перед избирателями, но наделенные огромной властью директора крупных компаний и корпораций никаким образом не зависят от граждан^[8], особенно в эпоху, когда производство новых потребностей стало важнее удовлетворения существующих.

Наиболее ярко фактическое неравенство воплощается в судебной системе, где принцип состязательности давно превратился в борьбу кошельков и связей, когда богатый покупает свободу, заплатив хорошему адвокату (в демократической стране) или судье (в стране недемократической). Итог в любом случае предсказуем: на нары отправится бедняк. Фактически, мировая судебная система занимается не восстановлением попранной справедливости, как требует того здравый смысл обывателей, а утилизацией наиболее опасных для Системы элементов общества, которым, в отличие от богатых, нечего терять, кроме жизни на обочине. У маргинальных элементов всех времен и эпох выбор был невелик: смерть в борьбе или смерть в нищете. Именно поэтому Система сегодня с удовольствием карает за малейший проступок на улице и широко закрывает глаза на беспредел, творящийся в тюрьмах и колониях, где ненависть к недосягаемым палачам истребляет саму себя. Говоря по-простому, чтобы богатые могли жить во дворцах, нищие должны пожирать друг друга в тюрьмах и сумасшедших домах^[9].

В наши дни полицейские готовы выбивать признательные показания из невиновных не ради выгоды или из садистского чувства удовольствия, а во имя абстрактных показателей раскрываемости, смысла которых не понимает вообще никто. Об абсурдности суда присяжных и вовсе не приходится говорить. Только представьте, что ваша жизнь или судьба близкого вам человека оказалась в руках двенадцати чужих равнодушных и заведомо некомпетентных^[10] людей, которым при других обстоятельствах вы бы не доверили вытереть сопли своему ребенку.

4. Агенты Системы

Система продолжает поддерживать иллюзию равноправия, поскольку от нее этого требуют современные представления о справедливости^[11]. Расхождение реальности и иллюзии порождает в данном случае крайний цинизм у интеллектуалов и агрессивное неприятие компрометирующих материалов на государственных лидеров со стороны малообразованных слоев населения. Абсурд здесь заключается в том, что жертвы грабежа и обмана вовсе не желают восстановления реальной справедливости, довольствуясь лишь ее безвредным для грабителей симулякром.

Демократическая форма правления вообще щедра на абсурд, как никакая иная. Считается, например, что наличие выбора способствует развитию отдельных индивидов и всего общества в целом. Изобилие политических сил в медиапространстве и сортов колбасы в супермаркетах служит оправданием для бесчеловечных преступлений демократических режимов в странах третьего мира. Речь идет даже не о войнах, при которых всегда сохраняется хотя бы микроскопический шанс увидеть виновных на скамье подсудимых, а о самой экономической системе, построенной таким образом, что чем больше бедные страны отдают богатым, тем больше они оказываются должны.

Впрочем, оставим в стороне хищные гримасы капитализма, скрытые под розовой пленкой политкорректной толерантности по отношению к людям (феминисткам, гомосексуалистам, инвалидам), неспособным устроить революцию или террор против господствующего класса, в ущерб представителям тех классов, которые издавна эти самые бунты успешно устраивали (пролетарии, националисты, радикальные революционеры и т.п). Здесь как раз все логично, и прекрасно вписывается в схему окончательного одомашнивания человека вплоть до превращения его в финансовый придаток платежных терминалов, в которые постепенно эволюционируют персональные компьютеры и смартфоны. Нас должен интересовать в первую очередь абсурд, ставший частью функциональных механизмов самой Системы, где полезная деятельность заменяется ее симуляцией и постепенно начинает приносить ощутимый вред другим узлам и механизмам.

Фундаментальный парадокс демократической системы заключается в том, что наличие выбора не способствует развитию человека и общества, а наоборот самым очевидным образом приводит к оглуплению масс. Мощная индустрия развлечений, порожденная кстати именно современной модификацией Системы, внесла весомый, но отнюдь не решающий вклад в деградацию человечества. Рассказы о дьявольском могуществе Голливуда и Диснейленда нужна лишь для того, чтобы внушать людям иллюзию, будто Систему можно с легкостью починить, запретив экспорт медиаконтента из определенной страны.

Беда в том, что проблема кроется в самом выборе. Человек устроен таким образом, что из всех возможных путей он выбирает самый легкий. При прочих равных условиях потребитель выберет самый зрелищный фильм вместо самого умного, выберет браузер с самым простым интерфейсом, а не с огромным количеством настроек, самый жирный и вкусный кусок, вместо самого безвредного или полезного. Оттого производители вынуждены сегодня равняться на самый примитивный стандарт, чтобы не проиграть в конкурентной борьбе за место под денежным деревом. Таким образом, в демократических и псевдодемократических обществах свободная конкуренция ведет к деградации самого общества. Иными словами, нас убивает все, что не делает нас сильнее. Сильнее же нас делают трудности и преграды, когда у тяжелого пути нет более легкой альтернативы.

Не имеет так же никакого значения, насколько абсурдные и несусветные законы устанавливает государство, не важно какие идеи и ереси оно пропагандирует и на какие слои населения пытается опереться. Глупые законы никто не станет исполнять^[12], государственные идеологии и повестка дня меняются сегодня едва ли не чаще, чем президенты и премьер-министры, а самый обласканный властью класс общества всегда одним из первых кусает кормящую его руку^[13]. Абсурд заключается не в том, что власть делает, а в том, чего она не может сделать: Система в принципе не способна выполнить задачи, ради которых она создавалась, потому что в случае успеха она станет не нужна. Работа Системы — это неутомимый бег на месте во имя недостижимых идеалов. Когда несправедливость и бессмысленность Системы становится очевидной для всех участников процесса, замок власти рушится, и на его обломках начинается бурное строительство нового величественного здания, абсурдность которого будет понятна лишь далеким потомкам первых зодчих.

Вопреки расхожему мнению Система допускает чрезвычайно малое количество по-настоящему серьезных ошибок, могущих угрожать ее целостности. Фундаментальные внутрисистемные ошибки, часть которых была описана выше, тщательно спрятаны от взглядов непосвященных и замазаны цементом пропаганды. Преступность, терроризм, аборты, наркомания и прочие беды современности совершенно не угрожают существованию Системы, это не ее ошибки, промахи или недочеты. Наоборот, Система как раз и существует благодаря преступникам, террористам, сумасшедшим, наркоманам, сектантам, революционерам и обычным нонконформистам без примечательных девиаций. Если бы не деятельность этих замечательных людей, необходимость существования Системы была бы давно поставлена под сомнение не только элитами, но и самыми широкими народными массами. Сегодня террорист едва ли не главный агент Системы, укрепляющий ее власть над людьми, когда в ответ на очередной теракт, государство принимает новые законы о тотальной слежке за гражданами и об ограничении их личных прав. Карманник, вытащивший у вас в метро новый смартфон, оправдывает своим действием существование полиции, прокуратуры, адвокатуры и всего судейского корпуса. Магазинные воры позволили хозяевам торговых центров устанавливать видеокамеры, способные по тепловой карте вашего лица и его выражению в автоматическом режиме распознавать ваши намерения. Уколовшийся в вашем подъезде наркоман дает Системе право контролировать состав вашей крови и мочи. Система не только снаружи, она уже пробралась внутрь, под вашу кожу и вовсю копошится там, словно жуки из дурной наркотической галлюцинации.

5. 1200 утопий

Вернемся же к началу. Почему наши современники не только мирятся с абсурдом Системы, но и всячески поддерживают его, не обращая внимание на очевидные нелепицы и еще более очевидную ложь, и почему вдруг в один прекрасный момент все рушится и вчерашние покорные овцы, скинув шкуры беспомощных обывателей, ни с того ни с сего кидаются стаей рвать Систему в клочья, стараясь уничтожить любое напоминание о ней?

Ответ во общем-то прост, хотя и противоречит утверждению Бодрийара о том, что Система не может ответить на дар смерти, принесенный террористом или рядовым самоубийцей, равноценным даром в рамках своеобразного потлача^[14]. Именно этим Система и занимается, сгорая в кострах революций, бунтов и переворотов, чтобы возродиться на новом витке более тотальной, могущественной и неодолимой. Система проигрывает, чтобы выжить, а революционеры побеждают, чтобы умереть. В противном случае, если бы Система и дальше продолжала тихо гнить, никому не нужная и всеми позабытая, реализовался бы сценарий, описанный Борхесом в чудесном рассказе «Утопия уставшего»:

«Сначала власти еще назначали выборы, объявляли войны, устанавливали цены, конфисковывали имущество, производили аресты, налагали цензурные ограничения, но никто не принимал их всерьез. Пресса перестала печатать их распоряжения и портреты. Политикам пришлось подыскать себе занятия поскромней, одни стали недурными комиками, другие — недурными знахарями»^[15].

Чтобы подобная картина никогда не воплотилась наяву, Системе необходимы преступники, террористы и революционеры, которых она успешно штампует, не особо скрывая свои прежние грехи^[16]. Корпорации производят потребности, информационные агентства создают новости, спецслужбы обучают террористов, законы порождают преступников, а психиатры — сумасшедших. Нонконформизм — это всего лишь выгодная инвестиция в будущее Системы, а пятая колонна всегда оказывается несущей опорой для всей конструкции. Впрочем, не имеет особого значения, каков каждый отдельно взятый человек: вор он или законопослушный гражданин, обыватель или шахид, послушная овца или овца, возомнившая себя волком, в конечном итоге Система производит лишь таких людей, которые не могут без нее обойтись и выдавливает из себя излишне самостоятельных одиночек. Если человек находится в Системе и на своем месте, значит он человек Системы, и любое его действие, даже самый безумный и нелогичный поступок, будет служить целям Системы. У людей Системы попросту не может быть собственных целей, противоречащих системным, потому что такие цели чисто технически не могут быть помыслены и реализованы в ее рамках.

Таким образом, абсурд не только лежит в основе Системы, но и парадоксальным образом способствует ее сохранению. Каждый раз, когда люди начинают забывать о существовании Системы, подобно персонажам Борхеса, или разочаровываются в ней, как это случилось в 1917 или 1991 годах в России, Система обнажает свою абсурдную сущность, и люди уничтожают ее, влекомые идеалами нового общества, в котором будут жить новые идеальные люди. Однако идеальных людей в природе не существует, поэтому вместо Утопии выстраивается обновленная и улучшенная версия Системы, которая ежедневно и ежесекундно убеждает людей в своей полезности, защищая их от своих же собственных порождений: еретиков, ведьм, преступников, сумасшедших, гомосексуалистов и прочих жертв институциональной стигматизации..

Система полностью автономна, независима и защищена от любых угроз. Она прекрасно научилась адаптироваться к изменяющимся условиям и использовать неконтролируемые обстоятельства себе во благо. У нее есть лишь одно уязвимое место, о котором мало кто догадывается, хотя оно лежит на поверхности. У Системы нет фантазии, поэтому она не способна сама создать свою новую улучшенную версию. Ее обновлением занимаются люди, и именно им отдан на откуп важнейший этап проектирования обновлений для нее. В самой Системе нет ни одного института или полномочного органа, который занимался бы этой работой. И точно так же, как рабовладельцы не планировали перехода к феодализму, монархии отнюдь не занимались целенаправленной разработкой новых систем правления, способных упразднить саму монархию. Система не может покончить с собой, однако она делает это всякий раз руками людей.

В период с 1481 по 1968 годы в одной только Европе было создано более 1200 утопических сочинений, скрупулезно перечисленных в каталоге Г. Негли. Ни одно из них не воплотилось в реальность, собственно, именно поэтому их и называют утопическими. Зато иные книги сегодня занимают важное место в человеческой истории и культуре, хотя при иных обстоятельствах они могли бы оказаться на составленном Негли кладбище несбывшихся надежд, — это и Новый Завет, и «Богатство народов», и «Капитал» и прочие. Разумеется, христианская цивилизация строилась отнюдь не по Евангелиям, равно как и ГУЛАГ возводился не по чертежам, взятым из трудов Карла Маркса. Однако несомненно, что будущий облик Системы формируется в соответствии с представлениями людей о должном, и тот, кто сможет посеять всхожие семена своих идей в умах миллионов, станет Архитектором будущего миропорядка^[17].

В действительности Система не боится свободного распространения информации. Ей плевать на порнографию, рецепты изготовления домашних бомб, наркобиржи в темном сегменте интернета, криптовалюты и системы шифрования^[18]. Ей даже нет никакого дела до коррупционных скандалов и публичных разоблачений высокопоставленных чиновников. Со времен пещерных людей, которые прекрасно видели, что лучшие куски достаются вождю и его свите, и до сегодняшнего дня развращенность, бесчестность и беспринципность высокопоставленных особ не составляла особого секрета. Для Системы намного более важным является контроль над распространением гипотетических планов ее глобального переустройства и идей, способствующих ее упразднению и демонтажу^[19]. Система вовсе не пытается заткнуть рот всем и каждому, она лишь пытается сделать так, чтобы голос отдельного человека^[20] не имел никакого веса, а неугодные слова можно было в любое время стереть, не прибегая к столь грубым и примитивным акциям как сжигание книг на площадях. Вы можете говорить все что угодно, но лишь до тех пор, пока вас никто не слушает.

6. Последний элемент

Крах Системы становится неизбежным, когда у масс появляются сомнения в ее эффективности. Прежние оправдания и ссылки на частные случаи уже не работают. Языческие боги никогда не разговаривали с людьми, и до определенного момента их молчание можно было оправдывать недостойным поведением верующих или недостатками местных волхвов, или даже занятостью богов на других фронтах работы. Но умерли боги, когда люди поняли, что проблема кроется не в них самих, не в их человеческих недостатках, а в богах, оказавшихся попросту глухими и немыми истуканами на пороге вечности. Похожая история приключилась с христианством, когда людям надоело разговаривать с пустой комнатой, где на одной стене висело Распятие, а на другой был распят очередной гниющий грешник, принимая жужжание вьющихся вокруг него мух за божьи ответы.

Сегодня неверие в работоспособность Системы постепенно проникает даже в массовую культуру. Неверие это, или, если угодно асистематизм (по аналогии с а-теизмом) проявляется двояко. С одной стороны по телевидению идет множество передач и сериалов о работе судей, прокуроров и полицейских, однако работа правоохранительных органов показывается столь однобоко и слащаво, что вызывает доверия не больше, чем уверения престарелой наштукатуренной проститутки в том, что она несовершеннолетняя девственница. С другой стороны, в начале нового тысячелетия на экранах стали появляться герои нового типа: откровенные отморозки (Breaking Bad) или персонажи в явной форме нарушающие закон, убивая во имя справедливости (Person of Interest, Dexter). Последний момент чрезвычайно важен, поскольку показывает, что Система достигла стадии саморазоблачения: фактически в каждом эпизоде названных сериалов она признается в своей неспособности функционировать по правилам, которые она же сама и установила. Но если преступника невозможно осудить по закону, зачем вообще нужен такой закон?

Еще один мощный удар по Системе нанес кинематограф. Фильм Avatar Джеймса Кэмерона стал самым кассовым за всю историю, заставив миллионы людей сочувствовать и сопереживать пришельцам, убивающим ни в чем не повинных солдат-землян, всего лишь исполняющих несправедливые по мнению зрителя приказы Системы. Одной этой несправедливости, заключавшейся в намерении землян срубить священное дерево ради собственной выгоды, хватило, чтобы симпатии зрителей оказались на стороне весьма несимпатичных чужих^[21], уничтожающих людей без зазрения совести. Сама собой напрашивается параллель с русскими террористами конца 19-го века, точно так же полагавшими, что человек Системы не заслуживает жизни, если он продолжает упорно служить ее интересам.

Осталось ответить на последний вопрос: достаточно ли абсурдной сделалась Система, чтобы наступил ее крах? Вполне, ведь сегодня ни одна ее часть не работает так, как задумывалось, а многие не работают вообще. На какой бы политический или экономический институт мы не взглянули, повсюду мы увидим лишь симуляцию полезной деятельности, сопровождающуюся огромными издержками и долгосрочными вредными последствиями. Все работает, но ничто не функционирует, то есть не реализует заложенную в механизм функцию: автомобили не ездят, а стоят в пробках; народные избранники представляют в государственных органах чьи угодно интересы, но только не своих избирателей; магазины утилизируют излишки продовольствия вместо того, чтобы отдать их голодным; чем бессмысленнее деятельность, тем больше за нее платят^[22] и так далее.

Абсурда вокруг предостаточно, однако он еще не вполне усвоен массами. Агонии Системы должно предшествовать два условия: во-первых, люди должны осознать окружающий их абсурд как невыносимый, и, во-вторых, у них должен появиться некий общий образ идеального будущего устройства Системы, ради которого они стали бы действовать, не взирая на все возможные издержки. Именно этого образа и не хватает в нынешней ситуации, причем Система всеми силами старается воспрепятствовать его появлению, атакуя по всем фронтам колыбель нового миропорядка — Интернет. Именно всемирная паутина создала у сотен миллионов людей связный образ желаемого будущего без границ, паспортов, бюрократов и прочих пережитков прошлого^[23]. Теперь Система хочет превратить Интернет в АнтиИнтернет: тотальная слежка вместо анонимной свободы, региональные фильтры вместо глобального равенства доступа, блокировки и аресты за слова и мнения. И одновременно в реальности: усиление контроля над всеми аспектами жизни обывателей, ужесточение законодательства, введение «железного занавеса» для отдельных категорий граждан и совершенно немыслимое определение реальности (пока только исторической) при помощи законодательных актов^[24].

Кажется, будто с помощью новейших технологий слежки, учета и манипулирования Система обретает невиданное доселе могущество. Возможно, сто или пятьдесят лет назад с этим утверждением трудно было бы поспорить, однако в сегодняшней ситуации есть один чрезвычайно интересный элемент абсурда, отличающий ее от всех предыдущих. Прежние версии Системы оперировали человеческими ресурсами во имя всемирного торжества истинной веры или ради построения светлого будущего, или просто во имя общечеловеческого комфорта и гуманизма, однако современная вариация Системы таких целей перед собой уже не ставит. У нее вообще нет никаких целей. Нет конечного результата, к которому она должна стремиться, чтобы, достигнув его в далеком будущем, отчитаться за все свои ошибки и потери и самоотключиться. Современные политические лидеры могут сколько угодно надрываться перед полными стадионами насильно согнанных избирателей, вопя в истерическом припадке: «Вперед! Только вперед!», однако у них нет ответов на главные вопросы: «Вперед куда? Вперед зачем?» Человек способен вытерпеть любой гнет Системы ради реальной или виртуальной морковки^[25], которую повесили перед его носом, но он не сдвинется с места, если перед ним не будет вообще никакой морковки. Осознание бесцельности и, как следствие, бессмысленности нынешнего мироустройства со всеми его ограничениями, издержками и проблемами и есть та последняя капля абсурда, которая прорвет плотину и сметет Систему, расчистив пространство для ее новой улучшенной версии. В этом, пожалуй, и заключается главный секрет ее абсурдного могущества: все, что убивает Систему, делает ее только сильнее.