Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2013/10/27/юморески-3/

Спасти святыню

Враги России шли плотной стеной. Зловещие тени появлялись из леса и казалось, будто все бесовские силы собрались этим утром испоганить и осквернить главную святыню русского народа. Скрючившись в окопе молоденький лейтенант вглядывался в озлобленные лица наступавших. Глаза их горели безумной ненавистью, из оскаленных ртов падали хлопья пены, некоторые рычали что-то нечленораздельное, иные просто выли, предвкушая радостный миг глумления над столпом русской веры. Экстремисты, террористы и предатели, они не были даже вооружены, лишь один из них нес в руках знамя. Западные хозяева отправили их на на верную смерть, зная, что русские скорее умрут, чем допустят этих подлых наймитов в святая святых.

Лейтенант передернул затвор автомата и прицелился. Рядом зашевелись солдаты — простые русские ребята с добрыми открытыми лицами, верные сыны своего отечества, все как один готовые умереть за его святыни.

— Собакам — собачья смерть, — сказал лейтенант, а затем скомандовал: — Огонь!

И грянул гром. Зомбированные либеральной пропагандой враги упорно шагали вперед, однако ряды их быстро редели. Даже раненные продолжали упорно ползти вперед, хватаясь окровавленными руками за мокрую от росы траву. Последним упал знаменосец. Затем наступила тишина, лишь изредка оглашаемая криками умирающих…

Лейтенант стоял на краю окопа и смотрел на поле, усеянное телами. Подбежавший солдат бросил к его ногам грязное знамя врагов, на котором топорщились ядовито-зеленые буквы: Greenpeace. Лейтенант отвернулся и, глядя на увенчанную золотыми куполами нефтяную вышку, встал на колени и размашисто перекрестился. Святыня была спасена.

Слезы ветерана

Этим утром дед встал раньше обычного, одел свой парадный мундир с медалями и подозвал меня к себе.

— Помнишь, какой сегодня день? — спросил он странным торжественным голосом, так не похожим на его обычную манеру разговаривать.

— Тринадцатое, вроде, — ответил я.

Дед взъерошил мне волосы и, улыбнувшись, сказал:

— Поехали. Я покажу тебе кое-что.

Выйдя из дома, мы поймали аэротакси и полетели на юг Старой Москвы. На одной из неприметных улочек мы остановились перед скромным памятником. Бронзовый мужчина застыл в позе копьеметателя с бутылкой в руке. Другой рукой он прикрывал девушку, спрятавшуюся у него за спиной. Одухотворенное его лицо, казалось, сияло неземным светом, словно он был ангелом, спустившимся на грешную землю и готовым пожертвовать жизнью ради спасения невинных.

Дед немного постоял, глядя на памятник, а затем сказал:

— Ты знаешь, что это был я?

— С тебя лепили памятник?

— Нет. Я не знаю, с кого его лепили. Но я был среди тех, кто пятьдесят лет назад на этом самом месте спас Россию.

Дед говорил абсолютно серьезно. Никогда еще я не видел его таким.

— Это случилось в октябре, — продолжал он, — враги проникли в столицу нашей Родины и вели здесь подрывную деятельность. Каждый день они выходили на улицы, чтобы портить дороги, развращать наших чиновников взятками, делать плохие машины и насильно спаивать русский народ. Но именно здесь этому беспределу был положен конец. Мы дали решительный отпор врагам России.

— Как вы это сделали? — спросил я, распаляемый любопытством.

— Вот этими самыми руками, — сказал дед, растопырив пальцы перед моим лицом. — Этими самыми руками я взял пивную бутылку и бросил ее в ларек, где окопались наши враги.

— И сколько ты убил?

— Ни одного. Эти трусы успели сбежать. Но я разбил еще три ларька. Три! Представляешь? Оккупационный режим меня конечно же репрессировал, и я пару дней провел в обезьяннике, да и штраф пришлось заплатить. Но потом мой подвиг оценили по заслугам. Вот, смотри.

Дед торопливо отстегнул медаль с груди и протянул ее мне. На выцветшем пластиковом кругляше был изображен все тот же мужчина, замахнувшийся бутылкой, а по краю шла надпись: «За бой в Бирюлёво. 13.10.2013».

Слезы подступили к моему горлу, и я сбивчиво проговорил:

— Дед, деда… Деда, ты настоящий герой!

Дед забрал у меня медаль, и только теперь я заметил, что он тоже плачет. Мы стояли вместе и смотрели на памятник дню, когда мой дед спас Россию, а над нашими головами сияло мирное московское небо.

Симметричный ответ

— Мажь давай!

— Я не могу…

— Мажь, не то уволю к чертовой матери!

— А может я тут посижу?

— Я за что тебе деньги плачу? Мажь, сука!

— Если коллеги меня увидят, я все уважение потеряю.

— Так, дай сюда! Я сам тебя намажу!

В фургоне раздались звуки борьбы, а затем двери распахнулись, и на площадь к собравшейся толпе вышел Вольфович в макияже: с накрашенными губами и подведенными глазами, а венчал сию композицию рыжий парик, надетый слегка набок, как беретка у Че Гевары. За ним следовал лысый охранник с синяком под глазом. Губы его алели криво намазанной губной помадой, а вид был весьма смущенный.

Вдвоем они проследовали к трибуне, установленной у ворот посольства Голландии. Вольфович забрался на возвышение и заорал в микрофон:

— Соратники! Как вам всем известно, голландские пидорасы избили помощника нашего посла. Мы дали им симметричный ответ и избили помощника ихнего посла у нас в Москве. Но голландские пидорасы на этом не успокоились и устроили возле российского посольства круглосуточный гей-парад. Настало время для нового симметричного ответа. Все готовы?

Собравшаяся толпа суровых мужиков, едва натянувших платья на свои пивные животы и кое-как накрасившихся, что-то невнятно заблеяла в ответ.

— Я не слышу? Вы готовы отомстить голландским пидорасам?! — взъярился Вольфович.

— Да-а-а!

— Тогда вперед! Вперед, сучки, шевелите булками!

Мужики неохотно затопали к ограде посольства, раскачиваясь на каблуках словно зомби, а Вольфович повернулся к смущенному охраннику и строго сказал:

— Сегодня вечером зайдешь ко мне. Будем изнасилование посла репетировать, так, на всякий случай…

Как слово наше отзовется

Владимир Владимирович думал о России, когда в дверь его кабинета жалобно поскреблись.

— Входите, — сказал Владимир Владимирович, закрывая книгу Тургенева и напуская на себя важный государственный вид.

В дверь просунулась усатая физиономия Пескова.

— Здравствуйте, Владимир Владимирович. Тут к вам Поливанов пришёл. Прикажете пропустить?

— Какой ещё Поливанов? — недоуменно нахмурил брови Владимир Владимирович.

— Ветеран Поливанов. Ну, помните вы на первой инаугурации сказали, что Президент в России отвечает за всё. А Поливанов все эти годы составлял список того, за что вам нужно ответить. Правда у него с собой только четыре коробки, а остальные документы в сарае за домом. Но он принесет, если что. Впустить?

— Нет, нет, — замахал руками Владимир Владимирович, поглядев на часы. — Время уже позднее, рабочий день давно закончился. Пусть твой Поливанов завтра зайдёт. Хотя нет… — Владимир Владимирович быстро пролистал ежедневник, выискивая свободное место. — Запишу-ка я его на семнадцатое. Да, семнадцатое февраля 2025 года. У меня как раз этот день свободен. Скажи ему, пусть тогда со своим списком и приходит. Если дойдет, хе-хе.

— Слушаюсь.

Голова Пескова исчезла, а Владимир Владимирович открыл Тургенева и вернулся к думам о России.

— Хороший у нас всё-таки народ, — вырвалось вдруг у него. — Доверчивый, как Му-Му.

Всё под контролем

Сварщик Колупаев шел по стройке, мучаясь от похмелья и мечтая о холодной бутылке пива, когда мысли его вдруг прервались необычайным зловещим образом. Чуть поодаль от себя, возле крана, он увидел вдруг самого Медведева, стоявшего в дорогом костюме на краю лужи и глядевшего на Колупаева по-отечески ласковым и вместе с тем немного осуждающим взором, словно колупаевский перегар уже долетел до его чуткого к пролетарским ароматам носа.

Колупаев зажмурился и потряс головой.

— Чего трясешься, Паркинсон? — раздался рядом голос бригадира Синицына. — У-у, а перегарище-то! Нет, работник сейчас из тебя хреновый. Пойдем для начала пивка тяпнем. Пошли, пошли.

И бригадир поволок Колупаева за угол недостроенного детского сада. В последний миг Колупаев обернулся и едва не споткнулся. Медведев стоял на прежнем месте и смотрел на него строгим взглядом.

Бригадир уже открыл две бутылки «Жигулевского», и протянул одну Колупаеву.

— Знаешь что, — начал Колупаев, отхлебнув пива. — Я пожалуй пить брошу. Вот сейчас похмелюсь, и больше в рот ни капли не возьму.

— А че так? — удивился бригадир. — Черти что ли мерещиться начали?

— Хуже. Я только что Медведева видел.

— Какого Медведева? Инженера нашего?

— Какого-какого, того самого, — затрясся Колупаев. — Пялится на меня, как будто я ему девка какая, и молчит.

— А-а, — протянул бригадир. — Тогда понятно. Ты вчера новости смотрел?

— Причем тут новости?

— Так Медведев сказал, что лично будет контролировать строительство детских садов.

— Ну и что?

— Как что? Вот он с утра приехал и контролирует.

— Что, сам?

— Дурак, тебе же русским языком сказали: ЛИЧНО.

— Дела.

Бригадир вдруг дернулся и спрятал бутылку под полу спецовки. Колупаев обернулся и увидел идущего к ним Медведева. Бутылка выпала у него из рук и плюхнулась в лужу.

— Мужики, — подошел к ним Медведев. — Я чего спросить хотел, где здесь туалет?

— Что? — вытаращился на него Колупаев.

— Ну, туалет, сортир, понимаете?

— А, туалет, — обрадовался непонятно чему бригадир и замахал руками, указывая верную дорогу. — Так это, прямо до штабелей, потом налево через дырку в заборе, а там за гаражами и будет вам туалет, Дмитрий Анатольевич.

— Спасибо, мужики, — пробормотал Медведев и побежал в указанном направлении, но вдруг остановился и, заулыбавшись, повернулся к мужикам. — И не называйте меня Дмиртрием Анатольевичем, нам еще вместе работать всё-таки. Зовите меня просто Димон.