Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2011/05/01/странник-на-краю-бездны/

Тени

Боги рождаются из тишины. Это затишье перед бурей. Странник сидит на пороге полуразрушенного храма и смотрит на закат. Его путь начинается с каждым новым шагом и заканчивается им же. Бессмертные мгновения его жизни теряются в бесконечности мира. Он ждет.

Позади него за алтарем притаились две тени. Им неведомо, кто этим вечером сел на пороге храма, чтобы отдохнуть перед долгим путешествием. Вскоре волшебство этого момента будет утеряно навсегда, но перед тем, как память закружит его в вихре лжи, нужно успеть сказать самое важное: «Путь только начинается». Что бы он уже ни сделал, его путь только начинается.

Две тени за алтарем и странник на пороге. Не он ли отбрасывает эти тени? Не тени ли создали его силой своего воображения? Солнце медленно опускается за горизонт, и вместе с ним из мира уходит определенность. Ничто не предопределено, и тот, кто приготовился к решающему шагу, может в последний момент передумать и не сдвинуться с места.

Волшебство потерянного мгновения, волшебство потерянной жизни, которую еще только предстоит прожить. Мир застыл в предвкушении, но чужие воспоминания пробивают его хрупкую оболочку. Комната на вершине башни, мост, соединивший два края бесконечности, снег под балконом и смерть, которую невозможно поймать, — все это падает в дорожную пыль и смешивается с нею, исчезая навсегда. Странник устал от слов. Теперь его привлекает философия безмолвия, и он молчит, хотя ему хочется кричать. Пугливые тени за алтарем уважают его выбор.

В действительности никакого выбора у него нет. Странник готовится сокрушить реальность, чтобы на ее обломках создать нечто новое. Это Конец Света, его личный апокалипсис. Мир застыл в страхе, ибо он чувствовал, что не доживет до утра. Никто не переживет эту ночь. Сон — это смерть, от которой нет спасенья, и завтра его место займут другие.

Лишь тени забытых друзей за алтарем мертвого бога останутся прежними. Они будут такими, какими сделаем их странник. Они будут любоваться вечностью и звать его к себе, но он не сможем прийти к ним, ибо этот путь закрыт для него навсегда. Взор странника обращен вперед. Память о былом он оставит на пороге этого храма, и если кто-то подберет ее, пусть ему не будет скучно тихими вечерами у камина, когда урчание сытого желудка будет заглушать зов далеких пространств, не оскверненных ничьими шагами.

Странник уходит навсегда, не надеясь вернуться и, быть может, даже не допуская самой мысли о возвращении. Странник живет дорогой и, останавливаясь на ночлег, он не надеется проснуться, потому что знает: утро ему не принадлежит. У него нет дома, куда можно вернуться спустя много лет. Его никто не ждет, и нет никого, кому он хотел бы рассказать о своих странствиях. Странник одинок.

Божественное одиночество за пределами мысли. Но по-прежнему он хочет большего. Всегда хотеть большего — вот удел неприкаянных скитальцев. Странник знает это, и в его знании заключена особая сила, позволяющая ему совершать то, о чем другие и не мечтают. Странник может ошибаться и проигрывать, но там, где он творит самого себя, это не имеет значения. Он совершенен в своей жизни, а что находится за ее пределами — ему неведомо.

В тишине умирающего вечера странник смотрел на приближающиеся грозовые облака. Одна тень села справа от него, другая — слева.

—… — произнесла тень справа.

Смысл ее слов ускользал от странника.

—… — сказала она более настойчиво.

«Я ничего не понимаю», — подумал странник, глядя на нее.

Тогда тень коснулась рукой лба странника и повторила сказанное:

— Слышал ли ты легенду об Упавшей Звезде?

«Нет», — подумал странник в ответ.

— Тогда слушай. Это была самая яркая и прекрасная Звезда из всех, когда-либо появлявшихся на небосводе. Иногда казалось, что своим сиянием она затмевает даже Луну, властвовавшую до той поры на ночном небе безраздельно. И, говорят, само Светило завидовало ее красоте. Зависть Солнца была велика, и тогда небесный отец послал своих слуг, чтобы те сбросили посягнувшую на его власть Звезду с небес. Воины Солнца исполнили его волю, и прекраснейшая Звезда пала на Землю. Сила, обрушившаяся на нее в тот момент, была столь велика, что падающая Звезда не выдержала и распалась на мириады осколков. Прилетевший ветер разбросал эти осколки по всей Земле, играя с ними, как ребенок, забавляющийся со своими игрушками. Многие частички этой Звезды бесследно исчезли, попав в моря и болота, но некоторым из них была уготована иная судьба. Волею случая они попадали в сердца новорожденных детей и оставались с ними до самой их смерти. Такие люди отличались от своих соплеменников, но даже им самим была неведома тайна их сердец. Их жизни сияли неземным светом, пугая и завораживая многих. Некоторым из них удавалось заглянуть себе в душу и увидеть отблеск былого величия падшей Звезды. Некоторых это знание сводило с ума, другим открывало доселе неведомые пути. Они странствовали в бесконечных пространствах, разгоняя мрак светом своих сердец и внушая страх теням. Обитающие во тьме призраки ненавидели их за это и всеми способами пытались уничтожить. Многие странники погибли от их рук, но осколки Звезды невозможно уничтожить, ибо они неподвластны никому. Когда утомленное Светило покидает небо, и на мир опускается ночь, они просыпаются и светят тем немногим, кто имеет достаточно острый взгляд, чтобы увидеть их сияние…

«Но как узнать, есть ли в твоем сердце осколок Звезды?» — задал безмолвный вопрос странник.

Тень молчала. И тогда заговорила тень слева:

— Чтобы узнать это, нужно в самую темную ночь заглянуть в свое сердце. Наступила ли для тебя самая темная ночь?

Странник не ответил. Молчали и тени. А тем временем на землю упали первые капли дождя…

Гроза

Гроза пришла на закате. Испуганная танцем молний ночь не спешила вступать в свои права. Холодные порывы ветра унесли остатки дневной жары. Сплошная стена дождя отсекла полуразрушенный храм от остального мира. Исчезли поля и далекие холмы у самого горизонта. Тени спрятались обратно за алтарь и больше не показывались. Странник остался один. Он знал, что ему делать. Решение пришло само. Не обращая внимания на разбушевавшуюся стихию, он шагнул под дождь и направился к дереву, одиноко растущему в стороне от дороги. Вскоре храм исчез за его спиной, словно его некогда и не было. Кто знает, может быть он приснился страннику, грезившему наяву, и поселившиеся в ней тени были всего лишь частичками его истерзанной личности?

Странник шел вперед. Он промок до нитки. Колосья пшеницы били его по ногам, словно пытались — нет, не остановить, ибо это было под силу только смерти — задержать хоть на мгновение, которого хватило на то, чтобы лед сомнений сковал его сердце. Но странник продолжал упорно идти к своей цели сквозь бурю, которую сам же и призвал. Все было в его власти, и вскоре он стоял под деревом, ожидая знака.

Умирали минуты, но ничего не происходило. Ночь завладела миром, и гроза, казалось, пошла на убыль. Странник знал, что это не так: гроза не закончится, пока не будет сыгран финальный аккорд. И он дождался его. Ослепительная молния, вспыхнувшая ярче солнца, ударила в ствол старого дерева, расщепив его надвое. На какое-то время странник ослеп. Его обдало волной жара, и если бы не мокрая одежда, он обязательно получил несколько серьезных ожогов. Странник лежал в грязи, пытаясь прийти в себя, и слушал оглушительный треск горящего дерева. Боли он не чувствовал. Пахло дымом и дождем.

Странник с трудом поднялся. Зрение возвращалось к нему, и вскоре он смог разглядеть, что стало с деревом, к которому он шел. Увиденное поразило его. С деревом ничего не случилось, словно молния не попадала в него. То, что он принял в первую секунду за трещину в его стволе, было всего лишь полоснувшим по сетчатке глаза следом молнии. Горела не древесина, дым шел от тлеющей одежды странника, а то, что он принял за треск горящего дерева, было раскатами грома, прилетевшими издалека. Молния попала не в дерево, а в странника.

Пораженный случившимся, странник оглядывался по сторонам. Гроза уходила на восток. Противоположный край неба уже очистился от туч, показались первые звезды. Ветер утих, последние капли дождя падали на землю. Не найдя вокруг ответов на свои вопросы, странник забрался на дерево и удобно устроился среди его могучих ветвей, словно дикий зверь, решивший отдохнуть после удачной охоты. Ему хотелось спать.

Внезапно в небе над полем возникла необычная серебристая дуга, соединившая края горизонта. Странник долго смотрел на ночную радугу, а потом заснул.

Ему снилось, будто он идет по ночной радуге, которая в действительности является мостом, соединяющим два края бесконечности. Этот мост притягивал его сильнее, чем что бы то ни было в мире. Странник был этим мостом и бездной под ним. На середине моста он встретил карлика в черных одеждах.

— Ты пришел, — сказал карлик, — чтобы убить тайну, подаренную мной.

— Да,— отозвался странник. — Я хранитель чужих тайн и убийца своих собственных.

— Тогда садись рядом.

Странник сел на край моста, свесив ноги в зияющую под ним пустоту. Карлик оказался по левую руку от него, справа — никого.

Карлик посмотрел на него. Казалось, его большие глаза собрали весь лунный свет, и тьма вокруг них сгустилась.

— Ты говоришь слишком много, но в действительности ты молчишь, потому что тебе нечего сказать, — сказал он, отводя взгляд.

— Ты прав, — согласился странник, — мне нечего сказать тем, кто пуст.

— Но разве пустота не пожрала когда-то твое сердце?

— Это было. Теперь у меня нет сердца, оно мне не нужно.

— Так говорят многие…

— Так говорю я. Этого достаточно.

Карлик усмехнулся.

— Ну что же. Тебе неведома любовь, хотя с другой стороны ненависть не осквернит твою душу. Это тоже свобода.

— Разве возможна другая свобода?

— О да. Существует великое множество свобод, многие из которых навсегда останутся непознанными тобой. Ты уйдешь во тьму, и следы твои вскоре сотрутся из людской памяти.

— Куда бы я ни шел, я иду во тьму, — тихо проговорил странник, глядя в ночную даль.

— А как же свет?

— Я сам себе свет и тьма. Без меня они не существуют.

— Так говорит тебе твоя воля?

— Да?

— Но можешь ли ты быть свободным от ее приказов?

Странник задумался, а карлик продолжил:

— Твоя воля насилует мир.

— Моя воля творит мир!

— Нет. Люди уже пытались навязать миру Творца и не одного. И где теперь эти люди и их творцы? А мир вот он — цел и невредим.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты слишком самоуверен. — В голосе карлика не было ни упрека, ни обвинения. — Мир прекрасно обойдется без тебя и твоей воли. Или ты захотел стать Богом?

Странник пожал плечами:

— Почему бы и нет?

— Тогда начни с сотворения своего собственного мира и оставь старый мир в покое.

— Создать свой собственный мир? Это слишком трудно.

— Трудно для кого? Для обычного человека?

— Но будет ли мой мир реальным?

— Что есть реальность? — рассмеялся карлик. — Познание действительного мира есть, по сути, суррогат его творения, предназначенный для тех, кто слишком слаб, чтобы творить новые миры.

— Я хочу сказать, не будет ли созданный мной мир всего лишь иллюзией?

— Если ты продолжишь навязывать свою волю миру, то да. Ты сотворишь иллюзию, которая будет услаждать твой разум до самой смерти. Однако этого можно избежать.

— Как? — спросил странник с неподдельным интересом.

— Прежде всего, тебе надо освободиться от собственной воли и понять, что несотворенный мир хочет осуществиться. Он обладает своей нереализованной волей, прислушиваясь к которой ты избежишь ошибок.

— Тогда я попаду в рабство к нему.

— Нет, не попадешь, — покачал головой карлик. — Ты был прав, когда говорил, что в старом мире любой может заменить тебя и сделать то, что хотел и мог бы сделать ты. Но в новом мире не будет никого. Ты — единственный, кто способен реализовать его. Тебя никто не может заменить, но это не значит, что от этого ты становишься очень важной персоной. О твоих победах и поражениях никто не узнает. Никто не доделает за тебя твою работу, никто не поможет тебе, не укажет на твои ошибки. Только так ты можешь стать самим собой.

— Ты говоришь загадками.

— Вот именно. Ты и есть загадка, вернее тайна, которая еще не открылась тебе. Ты можешь называть себя человеком, странником, драконом — кем угодно, но это не приближает тебя ни на шаг к ответу на вопрос «кто ты?»

— Я тот, кем я становлюсь, — ответил странник, стараясь придать своему голосу уверенность, которой отнюдь не чувствовал.

— Стать можно лишь тем, кто ты уже есть. Тот, кто хочет стать художником, уже художник. Тот, кто желать сделаться странником, уже странник, пока не реализовавший себя, но все же.

— Значит я ошибался?

Карлик долго смотрел в глаза странника, словно выискивая в них что-то, а потом ответил:

— Это не значит ничего. Ты мог ошибаться. Возможно, ты ошибаешься сейчас. Никто не укажет тебе путь. Ответы на твои вопросы находятся не здесь.

— А где же?

— В самом начале мира.

— И где начинается мир?

— Мир начинается там, где заканчиваются слова. Может быть, ты всего в одном шаге от ответов, или тебя отделяет от них бесконечность. Ищи, если хочешь.

— Начало мира… — тихо проговорил странник.

— …в бездне, — закончил за него карлик и указал рукой в пустоту под мостом. — Я — всего лишь звездная пыль на ночной радуге. Решение принимать тебе.

— Я давно принял это решение, — сказал странник и позволил своему телу соскользнуть с моста…

Бездна

Осколки ледяного неба. Смерть прячется в порхании бабочек. Порой падение возвышает даже больше, чем восхождение на самую высокую вершину мира. Иногда случается так, что путешествие, казавшееся бесконечным, заканчивается там, где оно началось — у порога давно покинутого дома. Тишина может оглушать, а крик отчаяния обрываться неожиданной немотой. Мы — все, что мы знаем, поэтому мы не знаем ничего. Бездна без дна. Тем, чья жизнь слишком сложна, чтобы записать ее на крыльях бабочки, не понять этого. Все кончается и начинается одновременно. Все — это ничто, а ничто — это все.

Странника разбудила острая боль в правой руке. Он открыл глаза, чтобы узнать, в чем дело, и обнаружил, что он засыпан песком почти по грудь. Почему-то его это не удивило, как и тот факт, что он не помнит ни своего прошлого, ни того, как он здесь оказался. Его беспокоила лишь рука. С большим трудом ему удалось вытащить ее на поверхность. Разжав кулак, он увидел осколок зеркала, глубоко вошедший в ладонь. Освободив другую руку он аккуратно вытащил поганую стекляшку и отбросил ее в сторону. Из раны потекла кровь. Он зашипел от боли и принялся разгребать тяжелый песок здоровой рукой. Некоторое время спустя он стоял на краю ямы, из которой едва выбрался, и озирался по сторонам. Вокруг, на сколько хватало глаз, простиралась пустыня. Повсюду были разбросаны манекены, одни стояли, покосившись, другие беспорядочно валялись, третьих почти занесло песком, от четвертых вообще остались только некоторые части да лохмотья. Такие же лохмотья составляли и его одежду. Развалившиеся ботинки остались где-то на дне ямы.

Пустыня текла под ногами. Странник шагал к далекому горизонту, огибая безликие манекены, чьи руки будто тянулись к нему, чтобы схватить, задержать, не пустить дальше. Он устал. Жара быстро измотала его. Раскаленный песок обжигал ноги, словно он ступал по углям. Болели воспаленные глаза и горло. Хотелось лечь и отдохнуть, но он понимал, что этого делать нельзя, иначе — снова смерть.

Снова?

«Снова», — прозвучал в его голове голос.

Странник остановился. Он был абсолютно уверен, что голос принадлежал манекену, мимо которого он только что прошел.

Он обернулся:

— Что ты сказал?

Облаченный в королевскую мантию, с короной на голове, манекен сидел в раскладном кресле, почти погрузившемся в песок. На раскрытой ладони у него лежало сморщенное гнилое яблоко, которое никому уже не сможет подарить жизнь.

— Эй, — окликнул странник неподвижную фигуру.

Манекен молчал. Так и не дождавшись ответа, странник продолжил путь.

Под косыми лучами заходящего Солнца между барханами пролегли длинные тени. Наступил вечер, когда, поднявшись на вершину очередной песчаной волны, странник увидел внизу колодец и прекрасное дерево с густой зеленой листвой и ярко-красными, сочными на вид плодами, под которым спал старик. Покачиваясь от усталости, странник спустился в ложбину. Человек под деревом, видимо, услышал его шаги и открыл глаза. Это был дряхлый мужчина с длинными грязными волосами, спутанной бородой, доходившей ему до пояса, облаченный в истлевшие на солнце лохмотья.

— Зачем ты разбудил меня? — недружелюбно спросил он, сверля странника взглядом.

— Я не собирался этого делать, — смутившись, ответил тот. — Просто я хочу пить.

— Вот колодец.

Старик неотрывно следил за каждым его движением, пока странник ковылял к колодцу, открывал его и вытягивал ведро, оказавшееся пустым.

Странник резко повернулся к старику:

— Но здесь нет воды!

— Я не знаю, что такое вода.

— Тогда я, пожалуй, утолю жажду одним из этих прекрасных плодов, что висят над твоей головой.

— Нет! — яростно закричал старик, пытаясь подняться. — Я запрещаю тебе!

— Кто ты такой, чтобы запрещать мне что-либо?! — расхохотался странник.

— Я пытался убить это проклятое дерево, испоганившее мой прекрасный сад, но оно слишком глубоко вросло в мою плоть.

— Что ты называешь садом, старик?

— Как, разве ты не видишь все эти прекрасные миражи, окружающие нас? Они никогда не ослушаются, никогда не предадут, никогда не обратятся против своего Творца. Они идеальны.

— Эта пустыня устала от миражей, ей нужен дождь.

С этими словами странник направился к дереву. Старик кинулся ему под ноги, но странник пинком отбросил его в сторону и сорвал с ближайшей ветки плод. В следующее мгновение сумерки затопили лощину. Скорчившийся у колодца старик жалобно заскулил. Налетевший порыв ветра всколыхнул листву, и все плоды засветились рубиновым светом. Что-то шевельнулось в руке странник. Он посмотрел вниз и увидел у себя на ладони бьющееся человеческое сердце, от которого волнами исходило тепло. Потом он почувствовал головокружение, и пустыня вокруг него начала таить, обнаруживая под собой нечто совсем иное. Его путь только начинался, и теперь у этого пути было сердце…