Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2009/04/19/часть-ii-боги-лабиринта/

Власть страха

С детства жителей лабиринта учили бояться. Страх был фундаментальной основой человеческой цивилизации, на которой строилась всякая религиозная и политическая власть. Сначала это был страх перед богами, но потом «боги умерли», и пришло время страха перед безликой государственной машиной, не ведающей пощады. Место богов занял закон. Трудно поверить, что такая эфемерная субстанция как страх могла держать в подчинении миллиарды людей на протяжении нескольких тысячелетий, ведь страх, сколь бы велик он ни был, всегда подчиняется человеческой воле — в этом и только в этом заключается единственное принципиальное отличие человека от животного. Великое множество исторических примеров доказывает, что страх можно победить, превратив его в помощника и союзника. Один лишь страх стоял на пути человека к неограниченной свободе: в доисторическую эпоху это был страх перед смертью или изгнанием, впоследствии ему на смену пришел страх перед публичным позором. Жаждущих признания людей слишком сильно волновало, что думали о них другие и что они при этом говорили, но слова, как и страх, не имели никакой реальной власти над человеком. Из биологической потребности в выживании страх превратился в социальную иллюзию, с помощью которой жрецы и политики держали массы в повиновении, втайне страшась их мести, которая время от времени обрушивалась на их головы. Государство провозгласило себя единственной легитимной инстанцией, которая имела законное право отнимать и вознаграждать, но и оно было всего лишь вымыслом, одной из бредовых фантазий говорящих обезьян. Реальность же не признавала никаких границ, все границы существовали исключительно в сознании людей, и эти люди думали, что они владыки мира.

Детей учили бояться взрослых, взрослых учили бояться начальства, молодые боялись испортить неосторожным словом свою карьеру, старики боялись болезней и одиночества. Страх правил миром людей. Этот простой механизм работал безотказно, однако он не был всеобъемлющ, потому что время от времени появлялись люди, для которых не существовало слово «нельзя». В их представлении ничто не было запрещено на пути к свободе, даже убийство самой свободы. Ничто не могло остановить свободного человека — ни армия, ни полиция, ни религиозные или нравственные догмы. Он был волен делать все, что ему вздумается, и никто не мог встать на его пути. Пока таких людей было мало, система кое-как с ними справлялась, в основном с помощью тотального репрессивного аппарата уничтожения и дискредитации, однако со временем карательные меры перестали быть эффективными. Появление шахидов (людей, готовых пожертвовать собой ради какой-либо идеи) стало началом краха системы. Шахиды не боялись смертной казни и пожизненного тюремного заключения. Они шли на смерть осознанно, и никакая сила не могла их остановить. Дети приходили в школу с оружием, убивали своих одноклассников, после чего кончали жизнь самоубийством, и система была бессильна против этих неосознанных и непонятых актов протеста. Никто не мог предвидеть, где и когда случится новая кровавая бойня. В некоторых странах число самоубийств просто зашкаливало, и общество ничего не могло с этим поделать. Это был вызов, брошенный в лицо власти, вызов, на который она не могла достойно ответить.

Политическая власть сама превратилась из дарителя благ и милостей в должника. Это была невыносимая ноша для политиков всех мастей. Только тоталитарные режимы могли еще как-то замалчивать эту проблему, но и они рано или поздно должны были признать свои неоплаченные долги перед народами, долгие годы терпевшими их жалкий произвол. Общественное порицание уже не останавливало самоубийц. Им было все равно, что о них подумают другие. Две тысячи лет насаждаемая лжецами и трусами вера в посмертное существование незаметно подточила инстинкт самосохранения людей, и вместе с провозглашенной гибелью всех богов умер и страх перед полным физическим уничтожением. Люди хотели жить без страданий и умирать без боли. Государство, как могло, обеспечивало им сносное существование под ментальным наркозом масс-медиа, однако жизнь в полубессознательном состоянии непрерывных актов производства-потребления устраивала далеко не всех.

Демократические режимы оказались бессильны перед убийственным безразличием избирателей, которые наконец-то поняли, что государство не может сделать их ни свободными, ни счастливыми, скорее наоборот — лишает их малейшей надежды обрести когда-нибудь и то и другое. Государство было уже неспособно защитить своих граждан, оно могло только загнать их в одиночные камеры и никогда оттуда не выпускать, разумеется, для их же собственной безопасности. Жизнь уже не принадлежала опутанному бесчисленными законами, запретами и правилами поведения человеку, только смерть оставалась еще в его власти. Жрецы последней религии под названием «психология» давали свои оценки происходящему, но их жалкие попытки унизить самоубийц в глазах общественности рушились одна за другой. Тотальный контроль над людьми, прикрытый ничего не значащими словами «безопасность» и «ответственность», оказался несбыточной мечтой политиков, превратившихся в заложников собственных иллюзий.

Цивилизация страха постепенно рушилась. Искусственная вера во всемогущество государства уже не могла спасти систему от полного уничтожения. Люди, разучившиеся бояться, были ей неподвластны. Они могли убивать других и самих себя, они могли грабить и одаривать, наплевав на всех самозванных «хозяев жизни», они могли то, на что не были способны рабы разума и прогресса. В конечном итоге они делали то, чего желала их воля, осознавшая иллюзорность всех ограничений, и их смерть не была напрасной. Тысячи гибли ради того, чтобы единицы могли наконец возвыситься над толпой скованных страхом рабов и сказать: «Я могу делать все, что захочу, и никто не в силах меня остановить». И это была чистая правда. Никто не мог остановить шахидов, никто не мог остановить самоубийц, никто не мог остановить подростков, расстреливающих своих одноклассников, никто не мог защитить детей на улицах. Вся политическая власть мира оказалась бессильна перед волей одного единственного человека, поборовшего биологический страх смерти и решившего прожить последние часы своей жизни так, как хочет он сам, а не кто-то другой. Достаточно было понять, что смерть всегда рядом, чтобы избавиться от ее власти и признать право страха на существование наравне с остальными человеческими инстинктами и эмоциями.

Чтобы родилось чудовище, человек должен умереть.

Фальшивые люди

Основной проблемой многих мировоззренческих учений, зародившихся в те трагические времена была их излишняя многословность и оторванность от реальной жизни. На стенах лабиринта писались длинные путаные трактаты о том, что можно было бы выразить всего в двух словах. Находившиеся под непрерывным прессингом ненужной и бесполезной информации, люди постепенно разучились понимать услышанное и улавливать самую суть. Они слышали только то, что хотели слышать, и видели только то, что желали видеть. Оттого они превозносили всякого, кто учил их гордиться собственным убожеством, и ненавидели тех, кто подносил к их грязным рылам зеркало. Всем заправляли массы, разучившиеся желать чего-то большего, нежели комфортное существование их изнеженных тел. Больше всего на свете они нуждались в деньгах и любви, полагая избыток того и другого величайшим счастьем на Земле. Они обменивали свои жалкие жизни на красивые сказки о славе и богатстве, метались между прекрасными миражами, принимая их за настоящие оазисы, предавали и убивали ради того, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя хозяевами, а не рабами, ползущими по сточной канаве бытия навстречу к неминуемой гибели. Одни умирали, так и не прозрев, другим удавалось осознать тщетность своих усилий, когда было уже слишком поздно, чтобы что-то менять. Только тогда они понимали суть величайшего обмана, укравшего у них подлинную жизнь и подменившую ее грубо состряпанными фальшивками. А потом они умирали, и им на смену приходили новые поколения, идущие след в след по стопам своих предков и повторяющие те же самые ошибки.

Нельзя сказать, что этот обман, из-за которого человечество оказалось ввергнуто в бесконечную гонку за иллюзорными образами материального благополучия, стал результатом чьего-то злого умысла. Не было никакого тайного заговора или плана порабощения, никто не обманывал людей и не скрывал от них правды. Наоборот, в разные времена появлялись люди, пытавшиеся открыть глаза окружающим на их печальное положение. Некоторых из них убивали, других почитали как божеств, но почти никто не пытался повторить их путь и понять, о чем они говорили на самом деле. Люди, как я уже говорил, разучились видеть суть явлений под яркой мишурой таинственных обрядов и красивых отточенных фраз. Им, как и раньше, хотелось сытно есть и хорошо спать, однако они не задумывались о том, что для их предков сытый желудок и сундук с золотом не являлись главным смыслом существования.

Незаметно бразды правления перешли от воинов и жрецов к торговцам. Со временем малочисленная каста торговцев разрослась, проникла во все сферы человеческого бытия и на все повесила ярлычки с указанием цены. Жизнь стала проще. Теперь для того чтобы прославиться и стать великим не нужно было завоевывать полконтинента, рискуя при этом собственной жизнью, достаточно было заработать значительную сумму денег и попасть в светскую хронику. Трусливые рабы восприняли эти нововведения на ура. Они уничтожили своих господ, растоптали их достижения, высмеяли их идеалы и принципы. Повсюду воцарился культ обезьяны с денежным мешком, беззаботно танцующей на руинах старого мира. Рабы думали, что теперь они стали господами, но они ошибались, и вскоре им пришлось жестоко поплатиться за свою излишнюю самоуверенность. Они не заметили, как создали себе нового господина, более жестокого и нетерпимого, чем все предыдущие. Новый господин пришел, чтобы забрать их жизни, все без остатка. У него было много имен, но ни одно из них не было настоящим, потому что никто не знал, кто он такой в действительности и какова его истинная сущность. Сегодня мы понимаем, что он был всего лишь абстракцией, но в те времена его власть была воистину безгранична, а количество принесенных ему в жертву людей не поддавалось даже приблизительному подсчету.

Превратив весь мир в набор ценников, люди не заметили, как сами превратились в товар. Каждый пытался продать себя подороже и испытывал неподдельное чувство гордости, если ему удавалось получить больше, чем он стоил на самом деле. Постепенно реальная стоимость людей становилась все меньше, а получаемые ими деньги все иллюзорнее, пока на обоих концах данного уравнения не возникло по жирному нулю. С этого момента началось производство фальшивых людей, которых растили и воспитывали исключительно для того, чтобы придать им иллюзию высокой стоимости, которая должна была подтверждаться различными аттестатами и дипломами. Повзрослев, они продавались какому-нибудь торговцу и до конца жизни копили абстрактные суммы на своих банковских счетах, превращая время от времени некоторую их часть в модные и престижные вещи, которые стоили намного меньше, чем их так называемые «модность» и «престижность». Духовная жизнь таких людей, если здесь вообще уместно говорить о какой-либо духовности, сводилась к редким посещениям традиционных культовых сооружений, либо к следованию новомодным учениям, исподволь прославляющим серость и скудоумие своих приверженцев. Жизнь превратилась в набор отвлеченных понятий, и успеха добивался лишь тот, кто умел этими понятиями правильно оперировать, не задумываясь о притаившейся за ними пустоте. Люди забыли, что лабиринт — это не рынок, и что если долго идти вперед с закрытыми глазами, то рано или поздно обязательно врежешься в стену. Многие предпочитали об этом просто не думать. Они бежали вперед, зажмурившись изо всех сил, и в их воспаленном воображении мерцал заветный образ светлого будущего, в которое, как им казалось, они непременно попадут, если будут бежать быстрее остальных. Эта нелепая вера в прекрасное беззаботное Завтра, которое можно заработать, украсть или, если повезет, просто найти передавалась из поколения в поколение, но никому так и не удалось в него попасть, даже тем, кто изо всех сил старался создать у других такое впечатление. Завтра так и не наступало, а сегодня представало перед каждым в виде маленького грязного загона, где свора голодных собак дралась за воображаемую кость. Каждый обманывался, как мог, воображая себя свободным, но являясь, по сути, ничтожнейшим из рабов. Никто не осознавал собственного рабства, и только звон невидимых цепей, разносящийся по лабиринту, мог еще пробудить беспокойные умы, познавшие тщетность всех своих усилий еще при жизни. Никто не знал, что он такое и для чего живет. Само значение слова «человек» было утеряно, как тогда казалось, навечно.

Сны наяву

Когда-то давно люди не видели разницы между сном и явью. Реальность была для них продолжением сна, а сон — продолжением реальности. Со временем люди научились отделять одно от другого воображаемой границей под названием «пробуждение», хотя никто так и не сумел убедительно доказать, происходило ли пробуждение в действительности или только снилось людям, как и вся их суетная жизнь. Во сне люди вели себя иначе, чем в обычной жизни. Когда человек спал, он освобождался от всех социальных условностей, навязанных извне, он забывал о чужих взглядах, обращенных на него днем, ему не нужно было притворяться тем, кем его желали видеть другие. Только личные проблемы и комплексы мешали человеку достичь полной свободы во время путешествия по стране сновидений. Однако люди до такой степени привыкли подчиняться правилам, что не могли избавиться от этой привычки даже в собственных фантазиях. Многое казалось им слишком смелым, слишком постыдным, слишком чрезмерным. Умеренность стала одной из главных добродетелей тех, кто был вынужден существовать бок о бок с миллионами себеподобных, не имея ни сил, ни возможности возвыситься над безликой толпой самовлюбленных карликов, возомнивших себя центром мироздания. В эпоху предприимчивых карьеристов и целеустремленных ничтожеств мечтатели сделались объектом жестоких насмешек и издевательств. Смысл существования для большинства людей заключался теперь исключительно в зарабатывании денег, поэтому они с презрением и затаенной обидой смотрели на тех, кто просто радовался жизни, такой, какая она есть.

Постепенно люди разучились спать для собственного удовольствия. Сон превратился в запланированный отдых перед новым рабочим днем. Высшей наградой для людей стала возможность отоспаться как следует в выходные, забыв про ненавистный будильник. Сновидения стали восприниматься как побочный продукт ежедневной перезагрузки сознания. Чем скорее они забывались, тем лучше человек чувствовал себя днем. Говорить о сновидениях с друзьями и коллегами по работе стало признаком дурного тона. Считалось, что сон не должен мешать человеку выполнять его социальные функции. Люди, которые не отвлекались на различные пустяки, работали более качественно и продуктивно. Человек должен был уметь контролировать себя, в противном случае за дело брались соответствующие инстанции. Людей учили ответственному самоконтролю и добровольному самоограничению. Без этих двух вещей общество не смогло бы нормально функционировать. Только политика соглашательства могла привести к успеху в эпоху неразборчивых языков и намоленных задниц. Все, что выходило за рамки нормы, безжалостно отсекалось. Обыватели кичились своей фальшивой индивидуальностью и стандартным набором мыслей о свободе, счастье и славе, с помощью которого они успешно оправдывали свою жадность, прожорливость и жестокость. Люди говорили «да», когда хотели сказать «нет», вежливо улыбались и пожимали руки тем, кого всей душой ненавидели, отворачивались от того, чего не желали замечать, и каждый вечер тщательно умывали руки, приговаривая: «За мной нет никакой вины». В этом скопище неуютных иллюзий не было ничего, что хоть отдаленно можно было назвать «реальным» или «настоящим». Жизнь стала призрачней сна, а сон без сновидений — желаннее самой жизни.

Между тем, разделение повседневной жизни на сон и явь изначально было ошибочным и неправомочным. Вопрос ведь не в том, спит человек или бодрствует, а в том, во что он при этом верит. Если бы в повседневной жизни люди начали вести себя как во сне, то реальность потеряла бы над ними власть и превратилась в причудливый лабиринт образов и желаний, насмехающийся над хваленой человеческой рациональностью и безусловной верой во всемогущество разума, поработившего людские сердца. То, что люди называли «явью» было одним из бесчисленных сновидений, бездумно отвергнутых ими ради слепой веры в «объективную реальность» одной-единственной массовой галлюцинации, в достаточной степени серой и убогой, чтобы большинство не чувствовало себя в ней ущербными приживалками. Человечество окружило себя непробиваемой стеной из научных и религиозных догм, отгородившись от остального мира, существование которого оно отказывалось признать.

Люди галлюцинировали привычной для них «реальностью» и последовательно запрещали все, что могло разрушить или хотя бы пошатнуть сложившуюся в их головах картину мира. Вся система воспитания и образования была направлена на то, чтобы сковать сознание подростков бесконечным заучиванием основных догматов человеческой цивилизации и заставить их бояться всего, что выходит за рамки обыденности. Вся творческая энергия человечества была переброшена на производство и потребление бесполезных недолговечных вещей; все умственные усилия были направлены на поиск денег для очередной ненужной покупки, которая вскорости оказывалась на свалке вместе с остальным дорогостоящим хламом, оплаченным человеческими жизнями. Человек стал пищевым клапаном между скотобойней и мусорным контейнером, основная задача которого сводилась к своевременному открытию и закрытию нужных отверстий: рта, чтобы есть, ануса, чтобы испражняться и глаз, чтобы смотреть телевизор. Для многих жизнь ограничивалась этими тремя действиями, тем же, кто думал иначе, не было места в дивном новом мире, где все было уже тщательно отсортировано, аккуратно уложено в экологически чистую упаковку и выложено на продажу с обязательной вежливой улыбкой и скидками для постоянных покупателей. В глобальном мировом супермаркете, человек, который ничего не покупал и ничего не собирался продавать, был никем. За его внимание не боролись транснациональные корпорации, ему не предлагали качественные товары по низким ценам, маркетологи не принимали его в расчет в своих хитроумных проектах, для него вообще не было места в системе, построенной на рефлекторных актах купли-продажи, ему оставалось только отправиться в добровольное изгнание и постараться найти в этом разрекламированном аду, управляемом сворой пропиаренных чертей, свой собственный путь или, что более вероятно, смерть.

Многие изгнанники умирали, так и не научившись ставить перед собой свои собственные цели и преодолевать многочисленные трудности на пути к их достижению, другие пропадали без вести в пестром калейдоскопе невиданных чудес, заманивающих неосторожных путников лживыми обещаниями исполнить все их желания, третьи не выдерживали выпавших на их долю испытаний и возвращались назад, чтобы униженно просить прощения в надежде, что над ними сжалятся и примут их назад, но были и те, кому удавалось достичь невозможного. Эти счастливчики бросали вызов самим богам лабиринта и одерживали над ними верх. И тогда, повинуясь древней клятве, которую произнес в незапамятные времена отец богов, побежденное божество должно было исполнить самое заветное желание победителя. Это правило выполнялось неукоснительно до тех пор, пока один смертный не потребовал того, на что не были способны даже всемогущие боги лабиринта.

Клятва

В древности люди считали, что лабиринт, в котором они живут, создали боги, и оттого искали богов повсюду вокруг себя, но находили только чудовищ и их тени. Между тем боги действительно существовали, однако люди ошибались, приписывая им заслугу сотворения лабиринта. Боги не были его творцами, однако на заре времен они стали первыми его обитателями и на правах первопроходцев установили в нем свои правила и законы. Обладая безграничным могуществом, боги, тем не менее, предпочитали активной деятельности молчаливое созерцание нарождающегося бытия. Лабиринт привлек их внимание и сделался их новым домом, потому что в нем боги нашли то, чего не видели доселе нигде. До того, как прах тысячелетий и письмена людей въелись в его плоть, лабиринт представлял собой совершенное зеркало, в котором боги впервые узрели самих себя. Плененные этим зрелищем, они не заметили, как лабиринт наполнился мириадами их отражений, умножающимися до бесконечности. Окруженные бесчисленными копиями, которые в своем совершенстве ничуть не уступали оригиналу, боги потеряли самих себя. Они бродили по лабиринту, натыкаясь повсюду только на свои отражения, каждое из которых мнило себя подлинным, а все остальных считало своими копиями. К несчастью, изначальное зеркало невозможно было разбить или уничтожить, потому что оно отражало абсолютно все, в том числе и направленные на него удары. Каждому, кто пытался разбить это зеркало, казалось, будто он бьет самого себя.

Для того, чтобы отыскать себя, богам нужно было убрать из лабиринта все отражения. С этой целью они сотворили страшную бурю, самую сильную из всех, что когда-либо сотрясали Землю за всю ее недолгую историю. Тысячу лет ураганный ветер забрасывал лабиринт песком и пеплом проснувшихся вулканов. Тысячу лет солнце и дождь, попеременно сменяя друг друга, покрывали прекрасные зеркальные стены прочной коркой засохшей грязи, уничтожая одно отражение за другим. Тысячу лет боги питали бурю своей безграничной силой, а когда она улеглась, закончив свой труд, в лабиринте не осталось никого: ни богов, ни их отражений, ибо всякий видимый образ бога являлся, по сути, лишь отражением. В лабиринте наступила долгая тишина. Эпохи сменяли друг друга, лабиринт постепенно пробуждался, наполняясь новой жизнью, суетливой и беззаботной одновременно. Несметные полчища разнообразных тварей заполонили лабиринт, и было среди них странное нелепое существо по имени Человек.

Первые люди были трусливы и неразумны. Мир казался им таинственным и опасным местом, полным неведомых сил и кровожадных чудовищ. Чтобы не погибнуть, люди сбивались в стаи, и не было для них более страшного и жестокого наказания, чем изгнание из родного племени. Мало кому удавалось выжить в одиночку в мире, где человек еще не смел и мечтать о мировом господстве, но о тех, кому это все-таки удавалось, потомки слагали потом легенды. Одна из таких легенд рассказывает о человеке, потерявшем свое имя за долгие годы скитаний по лабиринту. Никто не помнил, за что его изгнали соплеменники, хотя по одной из версий он ушел сам, ведомый тягой к познанию сокровенных тайн этого мира. Как и многие другие после него, он искал выход из лабиринта, и однажды, отчаявшись найти заветную дверь, он принялся неистово долбить камнем одну из стен, чтобы пробить себе выход наружу. Его целеустремленности и упорству можно было только позавидовать: несколько недель, если не месяцев, у него ушло на то, чтобы пробиться сквозь все наслоения закаменевшей грязи к зеркальной поверхности изначальной стены. В тот же миг, когда первые лучи солнца коснулись совершенного зеркала, заточенные в нем по собственной глупости боги вырвались наружу и устремились вверх к светилу, радуясь обретенной после стольких лет ожидания свободе. Только отец богов задержался внизу, чтобы поблагодарить своего освободителя, однако он опоздал. Человек успел посмотреть в зеркало и, прозрев свою подлинную сущность, упал замертво. Лишенный возможности отблагодарить спасителя, отец богов поклялся над его телом самой нерушимой клятвой из всех когда-либо произнесенных, что боги исполнят самое сокровенное желание любого из его потомков, если тот в честном поединке докажет, что он достоин милости богов.

Открывшееся зеркало таило в себе опасность как для людей, так и для божеств. Дабы впредь никто не смог заглянуть в него или, пробив стену в другом месте, найти еще одно, отец богов спрятал зеркало в самом потаенном месте лабиринта, в которое не могли попасть ни боги, ни люди. Оказавшись там, изначальное зеркало отразило пустоту, и, когда это случилось, оно само стало пустотой, исчезнув отовсюду так, словно никогда и не существовало. Лишившиеся в одночасье опоры стены лабиринта постепенно начали ветшать и разрушаться. Чудовища, а затем и люди могли только замедлить этот процесс, но остановить его было теперь не под силу даже богам. Вместе с изначальным зеркалом сгинула так же и сама вечность, в которой оно пребывало. С тех пор над всеми обитателями лабиринта незримо нависла угроза надвигающейся катастрофы и конца времен.

Много воды утекло с тех пор, и вот однажды другой молодой изгнанник вызвал на поединок одного из богов. Одержав победу, он немедленно потребовал исполнения древней клятвы. Стоя перед покоренным богом и глядя ему в глаза, изгнанник пожелал, чтобы его отвели к спрятанному зеркалу и позволили заглянуть в него. Таково было его самое искреннее и сокровенное стремление. Поверженный бог оказался в затруднительном положении: он не мог выполнить желание человека, но и отказаться от исполнения клятвы было невозможно. Тогда он обратился к отцу с просьбой разрешить сложившуюся ситуацию, и отец богов после долгих размышлений нашел-таки выход. Ни бог, ни человек не могли попасть в потаенное место, но на это было способно существо, стоящее на промежуточной ступени между божественностью и человечностью. Сделав изгнанника полубогом, отец богов указал ему путь к тайнику, предупредив о смертельной опасности, которое таит в себе зеркало. Однако обретший божественную власть изгнанник не внял его предупреждениям. Следуя намеченной цели, он нашел тайник и заглянул в зеркало. На один короткий миг зеркало отразило его таким, каков он был в действительности, и в каждом осколке некогда единого лабиринта промелькнуло его отражение, чтобы в следующую секунду исчезнуть навсегда. Затем зеркало вновь обратилось в ничто. Что увидел в нем изгнанник на самом деле и что с ним случилось после этого, оставалось загадкой на протяжении нескольких тысячелетий, пока один из его далеких потомков не нашел совершенно иной путь к спрятанному зеркалу.

Комната нигде

С каждым годом жизнь в лабиринте становилась все скучнее и невыносимее для его обитателей. Боги молчали, время героев и чудовищ прошло. Люди расплодились сверх всякой меры, заполонив все вокруг, и не было никого, с кем они могли бы поделиться своим счастьем и своими горестями. Одинокое человечество победило всех своих врагов, но не приобрело ни одного друга и постепенно, поколение за поколением, скатывалось в бездну отчаяния. Лишь прекрасные легенды и сказки кое-как скрашивали еще однообразную действительность, в которой не осталось места великим подвигам и предательствам. «Суета сует, все суета», — говорилось в одной книге, которую многие люди почитали за святыню, толком даже не разобравшись в этом сумрачном скопище слов и пророчеств. Солнце человеческое скрылось за горизонтом, и мир накрыла долгая непроглядная тьма. Люди ходили, словно слепые, сталкиваясь друг с другом и вздрагивая от каждого прикосновения. Каждый был заперт в своем одиночестве, не имея ни ключа, ни отмычки, чтобы отпереть замок своей темницы и освободиться. Словно призраки, они бродили по лабиринту, спрашивая друг у друга «кто мы?», «для чего мы живем?», но никто не помнил ответов на эти вопросы, а вскоре и сами вопросы потерялись во тьме. Не было ни смысла, ни цели, только ежедневная пытка бытием для приговоренных к существованию. Каждый в тайне мечтал о смерти и, не имея достаточно сил и смелости, чтобы покончить с собой, мучился сам и принуждал остальных мучиться вместе с собой. На счастливых смотрели как на прокаженных, сотни рук тянулись к чужому счастью, чтобы замазать его грязью и нечистотами. Рабский труд сделался добродетелью, а беззаботное веселье — грехом. Редкие улыбки разбивались о неприступную стену из мрачных лиц и осуждающих взглядов. Скорбь овладела сердцами, и в душе каждого поселился жестокий беспощадный надсмотрщик, тяжело карающий за малейшую провинность, будь то плотская любовь или недолгое опьянение. Совесть сурово взирала на мир глазами людей, стыд нависал над ними дамокловым мечом, готовый в любую минуту обрушиться на их головы. Страдание стало единственным смыслом жизни, а счастье — недостижимой наградой.

В те печальные времена в одной далекой стране родился человек, которому суждено было стать богом в глазах своих многочисленных последователей. К его чести следует заметить, что сам он никогда не давал повода для подобных спекуляций, однако люди той эпохи до такой степени свыклись с собственным убожеством, что всякая неординарная личность казалась им чем-то сверхъестественным. Поэтому нет ничего удивительного в том, что человек, сумевший заглянуть в совершенное зеркало и поделиться добытым знанием с остальными, сделался в их глазах равным самим богам. Стоит ли говорить, что он остался непонятым? Его возвеличивали, ему поклонялись, ради него шли на смерть и убивали невинных. Только спустя тысячу лет после его смерти, подлинное его учение возродилось вновь, очистившись от всех вымыслов и искажений, и распространилось во многих землях, открытое для всех, но доступное лишь избранным.

Прежде, чем превратиться в «божество», этот человек много странствовал по лабиринту. Ему, потомку знатного рода, пророчили блестящую военную карьеру, а он внезапно оставил родной дом и отправился на поиски невыразимой мудрости, ни имея ни плана действий, ни даже средств к существованию. Во время своего долгого странствия он повстречал одного старика. Старик поведал ему древнюю легенду о таинственной комнате, где боги спрятали последний осколок изначального зеркала, заглянув в которое человек может познать суть всего мироздания и самого себя. Выслушав старика, странник заинтересовался его историей и спросил, как можно попасть в эту комнату? Но старик ответил, что попасть в нее невозможно, поскольку в лабиринте нет такого места, где эта комната могла бы находиться, и нет такой двери, открыв которую в эту комнату можно попасть. С точки зрения обычной человеческой логики эта комната находилась нигде и в ней не было ничего, кроме зеркала, отражающего пустоту.

Решив, что старик обманывает его, странник вскорости распрощался с ним и отправился дальше, не ведая, куда он идет и зачем. Однако рассказанная стариком легенда слишком прочно засела в его голове. Месяцы напролет днями и ночами размышлял он, как попасть в комнату, которая находится нигде, и вот однажды на закате, когда он отдыхал под деревом после долгого дневного перехода, он понял, как это можно сделать. Его сознание мгновенно очистилось от всех тревог и забот, и он оказался в комнате нигде перед совершенным зеркалом. Заглянув в него, он тут же познал истинную сущность человека и всего окружающего мира. По возвращении странник долго не решался рассказать об увиденном людям, потому что знание, которое он постиг, невозможно было облечь в слова или символы. Только личный опыт мог помочь человеку освободиться от оков незнания.

Остальное известно. Жизнь его обросла неправдоподобными легендами. Его учение безжалостно извратили рвущиеся к власти жрецы зарождающегося культа. Его образ стал объектом для молитв и подношений. Даже его собственные ученики так и не поняли до конца, о чем говорил с ними учитель, — все, кроме одного, которому он передал самую суть своего учения, не произнеся при этом ни слова. После смерти он превратился для своих последователей в божество, за которым почти невозможно было разглядеть человека из плоти и крови. В отличии от других учителей и пророков, чей единственный талант заключался в умении складно врать, путь этого странника мог повторить любой, и каждый еще при жизни мог удостовериться в правдивости или лживости его слов. Правда желающих во все времена было немного, а те, кто находился, так или иначе искажали смысл постигнутого ими.

Тем временем величайшая из существовавших в лабиринте цивилизаций медленно катилась к закату. Нигде уже человек не находил спасения от самого себя. Религия навевала скуку, война казалась слишком серьезной, только наркотики и алкоголь могли еще хоть как-то примирить обывателей с осознанием своей абсолютной никчемности. Никто уже не ставил перед ними трудновыполнимых задач, как то: быть хорошим человеком или вообще быть человеком. Достаточно было уметь создавать у окружающих благоприятное впечатление о себе и добросовестно выполнять какую-нибудь бестолковую работу, не требующую ни малейших творческих усилий. Два страшных недуга поразили все человечество: истощение сил и паралич воли. Однако там, где возникает болезнь, рано или поздно должно появиться и лекарство. И в час, когда надежда покинула даже самых стойких, лабиринт содрогнулся от слов, открывших дверь, за которой обитало спасение.

На пороге

Близился конец эпохи машин, хотя мало кто тогда об этом догадывался. Разоренная Земля не могла больше кормить своих ненасытных детей, которые с каждым годом требовали все больше и больше. Человечество должно было повзрослеть, либо погибнуть, утащив за собой в могилу мириады живых существ. Во все времена люди считали, что существующий порядок вещей будет сохраняться всегда, однако империи, казавшиеся несокрушимыми, рано или поздно приходили в упадок, великие культуры умирали, становясь пищей для ничтожных червей и прожорливых падальщиков, религии и учения, претендовавшие на звание истинных, оказывались забытыми и ненужными. Ничто не длилось вечно, и только неохватная человеческая глупость оставалась надежным прибежищем для самонадеянных болванов, свято верящих в собственную правоту. Цивилизация достигла своего предела, дальше двигаться было попросту некуда. Некоторые полагали крах своих иллюзий и надежд концом всего человечества, однако они ошибались, спутав кризис переходного возраста с немощью старости. Пришла пора выбросить детские игрушки, которыми люди забавлялись на протяжении долгих тысячелетий. Наука, религия, культура, цивилизация — все эти яркие забавные погремушки были больше не нужны. Необходимо было научиться твердо стоять на ногах, чтобы осознать всю наивность детской веры в их ценность и значимость. Прощание с детством всегда навевает грусть и тоску, однако оно необходимо, чтобы двигаться дальше, к новым невиданным доселе горизонтам.

Неудивительно, что значительная часть человечества оказалась неготова к таким кардинальным переменам ни морально, ни физически. Недолгий период относительного спокойствия и стабильности сделал людей слишком капризными и избалованными. Болезненная чувствительность к чужим словам и поступкам, неспособность к утверждению окончательных «да» и «нет», заведомый расчет на помощь извне, надежда на защиту со стороны государства и поддержку близких, терпимость к наглости и тупости, неприятие грубой силы, как чего-то постыдного и низменного, привычка трудиться на износ, чтобы потом бездумно убивать свободное время в ожидании новой каторги, невосприимчивость к мудрости и почитание доступной простоты во всем — с таким багажом человечество подошло к моменту величайшего испытания из всех выпадавших на его долю. Последствия были вполне предсказуемы, хотя и неочевидны для непосредственных участников тех событий.

С детства в людях воспитывалась вера в ограниченность их способностей, многократно усиленная страхом перед наказанием и смертью. Между тем, человек всегда был волен поступать, как ему вздумается, невзирая ни на какие последствия. Даже скованный противоречивыми догмами и запретами, распятый на кресте необходимости и униженный постоянной опекой со стороны государства, человек был способен на многое. Он мог совершать любые преступления, любые глупости, говорить все, что ему вздумается и творить со своим телом всевозможные непотребства. Чаще всего за этим следовала расплата, однако неотвратимость наказания нисколько не ограничивала его свободу, к тому же наказания всегда можно было легко избежать, покончив жизнь самоубийством. Осознавшие эту простую истину не боялись ничего. До определенного момента они молчали о приобретенном знании, тихо посмеиваясь над толпами пустоголовых говорунов, выдающих себя с потрохами цепным псам закона, а когда наступало время действовать, никто уже не успевал их остановить. Впрочем, многие из них вовсе не стремились к разрушениям и убийствам. Они селились в отдаленных уголках лабиринта, где никто не мешал им раздвигать пределы собственной свободы, поэтому общество пребывало в неведении относительно их существования к несомненной выгоде власть предержащих. Люди по-прежнему верили в непреодолимую силу инстинкта самосохранения. Они все чаще оглядывались, пока не разучились смотреть вперед широко открытыми глазами. Всякий выдающийся талант они полагали чрезмерным, если он не был обращен на пользу обществу. Трусость они называли благоразумием, а предательство — заботой о благе ближнего своего. Так продолжалось до тех пор, пока один из странников, путешествовавших по лабиринту, не наткнулся случайно на три слова, начертанных на изъеденной временем стене, и не прочитал их вслух.

Нужно сказать, что любые слова, сколь бы велики или банальны они ни были, не имеют сами по себе никакого значения. Значимо лишь то, кто именно произносит эти слова и в какой момент это происходит. Всякому слову предначертано особое место и время, и великая мудрость заключается в том, чтобы точно определить и то и другое. Детство человечества прошло под эгидой слов «делай, что хочешь», которые в разные времена истолковывали по-разному в зависимости от текущего момента. Однако со временем люди разучились желать своего собственного, вместо этого они начали выбирать себе желания из ограниченного набора, предложенных и одобренных обществом целей. Так свобода творить была подменена фальшивой свободой выбора. Даже запрещенные желания были определены не человеком, а его разнообразными надзирателями. С той поры люди разучились делать, что хочется, потому что никто не знал, чего он хочет на самом деле. Лишь немногие дети могли еще понять подлинный смысл тех слов, остальным же он сделался недоступен. Их время прошло, наступала новая эпоха.

Нашедший другие слова странник к тому времени уже на собственном опыте убедился в том, что человек по природе своей пуст, однако полагал пустоту эту безграничной, как и его предшественник, заглянувший в изначальное зеркало и не обнаруживший там своего отражения, о чем он впоследствии проповедовал до самой смерти. Оба они ошибались, поскольку пустота, принявшая форму, не может быть столь же безграничной, как и пустота бесформенная, хотя они и едины в своей сути. Пустота человека похожа на пустоту дверного проема, через который может пройти все, что угодно как в ту, так и в обратную сторону. Три слова, произнесенные странником, послужили ключом, отпирающим дверь в этом проеме, на которой было нарисовано то, что люди называли своей личностью, сплошь состоящей из робких мазков желаний и четко очерченных запретов.

Человек — это дверь, которая хочет, чтобы ее открыли. Осознание этого пришло к страннику, когда увидел три слова, высеченных в камне: «Ты можешь все». В тот же миг дверь в его сознании распахнулась, и он увидел бескрайнее поле в лучах заходящего солнца и древний полуразрушенный храм, на пороге которого стоял человек, окруженный множеством танцующих теней. Приглядевшись, странник с удивлением узнал в этом человеке себя, а потом он исчез, очистившись от иллюзий, казавшихся ему подлинной реальностью. Осталась только дверь, распахнутая навстречу возвращающимся в лабиринт изгнанникам.

Танец безликих

Следует ли нам, далеким потомкам тех, кто ценой собственной жизни повернул колесо истории, восхвалять совершенный ими подвиг или наоборот осуждать их за это? Вполне возможно, что без их вмешательства история человечества пошла совершенно иным путем, недоступным нашему пониманию, или вообще закончилась, оборвавшись на самом интересном месте. Трудно сказать что-то определенное по данному поводу. История, как и прежде, не терпит сослагательного наклонения, и, вопреки желанию некоторых, прошлое нельзя изменить. В одном я уверен точно: день, с которого начался отсчет новой эпохи, навсегда останется в нашей памяти как момент величайшего испытания и триумфа человеческого духа, осознавшего свою истинную мощь. К описываемым здесь событиям можно относиться по-разному, но ни в коем случае нельзя преуменьшать их значимости. Через это испытание нужно было пройти, чтобы сегодня каждый из нас мог с гордо поднятой головой сказать: «Я человек, без меня ничто не имеет смысла». Разве были способны на это наши предки, погрязшие в рутине и мелких дрязгах? Было ли им ведомо чувство безграничного могущества и осознание собственного совершенства? Умели ли они то, на что сегодня способны мы? Тот, кто называет их невинными, слишком мало разбирается в невинности. Слабые и беспомощные, они проживали пустые жизни, радуясь ничтожным подачкам, которые подбрасывала им судьба, и страшась неизбежной смерти, обрывавшей их недолгое существование. Разучившиеся ходить, они не хотели даже ползать, не говоря уже о том, чтобы научиться летать. Даже лучшие из них годились лишь на то, чтобы служить подпорками и костылями для остальных. Как можно называть «невинными» тех, кто не заслуживает ничего, кроме презрения? Смотрите, смотрите же на них — это ли был «золотой век» человечества?

Многие значительные события в истории, как правило, происходили незаметно. Лишь по прошествии некоторого времени поднятые ими волны достигали большинства людей и обрушивались на них, словно цунами после подводного землетрясения. Люди думали, что это и есть первопричина их бедствий, однако настоящая причина оставалась скрытой от их глаз под толщей разбушевавшихся вод. Иногда людям удавалось докопаться до истины, однако в большинстве случаев установить ее представлялось невозможным. В этом отношении нам несказанно повезло, потому что в описываемую эпоху уже существовали глобальные информационные сети, остатки которых сохранили для нас отрывочные сведения о первопричинах случившейся потом катастрофы. Безликие гении, чьи имена были отброшены за ненадобностью, столкнулись в яростной битве с немощью и слепотой человечества, чтобы одержать самую главную победу в своей жизни. Мы чтим их память, но не поклоняемся им, потому что мы превзошли наших учителей во всем. Они были первыми и единственными в своем роде, их путь начался в тот день, когда одинокий странник открыл дверь в неведомое, сделавшись чем-то большим, чем просто человек из плоти и крови.

Танец теней радовал глаз. С каждым новым движением чудовища возвращали себе утраченное некогда могущество. Странник улыбался, глядя на их беззаботный танец, длившийся, казалось, целую вечность. Перед ним проносились картины из тех далеких дней, когда чудовища безраздельно властвовали в лабиринте. Множество прекрасных и ужасающих образов постепенно складывались в историю их долгого существования, которой они хотели поделиться с разбудившим их человеком. Чудовища рассказывали о себе, ничего не тая и не приукрашивая. Они помнили все свои победы и поражения, каждое из которых стоило целого мира. Никто из живших доселе не видел того, что открылось взору странника в этот закатный час, и не было в человеческом языке слов, чтобы описать это зрелище.

Годы забвения миновали, наступало время причудливых игр и невиданных танцев. Ветер пригибал траву к земле, облака спешили убраться подальше от этого места, потревоженные камни летели вниз со стен заброшенного храма, из глубины которого Тьма смотрела на своих резвящихся детей, радуясь их долгожданному триумфу. Ставшая приютом для карликов земля вновь содрогалась от поступи великанов. Где-то в невообразимой дали на стенах лабиринта начали проступать отпечатки их теней, уничтожить которые не смогли ни люди, ни тысячелетия. Почувствовав приближение конца, немощь человеческая возопила, обращаясь к небесам с мольбами о помощи, но вокруг не осталось никого, кто захотел бы помочь этим ничтожным тварям. Остальные обитатели лабиринта слишком хорошо помнили, как самозваные владыки Земли сделались ее насильниками и палачами. Истинные боги не желали потакать этой мерзости, а на придуманных божеств не было никакой надежды. Бóльшая же часть людей пребывала пока в счастливом неведении относительно уготованной им участи. Лишь немногие мудрецы печально улыбались, глядя на их судорожные пляски вокруг давно потухшего костра человеческого величия. Над миром людей вновь подул ветер из неведомых краев, заставляя зябко ежиться одних и замирать в предвкушении других, чья жизненная сила слишком долго пребывала в заточении и теперь рвалась на волю, разбуженная настойчивыми прикосновениями запредельного. Гниль разъедала благопристойные маски, которые в незапамятные времена нацепили на свои морды говорящие обезьяны, позабыв прикрыть свои голые задницы. Все иллюзии рассыпались в прах, а миражи так и остались миражами. Все пророки оказались самозванцами, а их боги — пугалами для детей. Все слова обратились в ничто, а для дел не осталось сил. Вера в Человека иссякла, как и сам Человек, растративший себя попусту.

Неожиданно мир накрыла тишина. Чудовища закончили свой победный танец и теперь плавно опускались на землю, туда, где возле входа в храм их дожидался странник. Они изменились, сделались более плотными и осязаемыми. В их бездонных глазах снова полыхал древний огонь, который, вырвись он наружу, мог бы испепелить в мгновение ока целый континент. Они пристально смотрели в лицо страннику, но тот не отворачивался, хотя жар рвущегося из их глазниц пламени опалил его веки и волосы. Он ждал, когда все чудовища соберутся вокруг него, маленький хрупкий человек в окружении несокрушимых гигантов. Пробудивший к жизни неведомые силы он воистину не ведал, что творил, и оттого мог открыто смотреть в глаза чудовищам и богам. В миг, когда солнце скрылось за горизонтом, он услышал свой собственный голос, произнесший три простых слова, а потом все исчезло, осталась только распахнутая дверь, через которую чудовища неторопливо вступали в лабиринт.