Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2013/01/02/фабрика-снов/

После института я два года проработал на фабрике, выпускавшей сны для москвичей и гостей столицы. Мой рабочий день начинался в девять часов вечера, когда большинство горожан возвращались домой, каждый — со своей маленькой каторги, незаметно перемалывающей жизнь в труху однообразных воспоминаний. На первых порах меня поставили в отдел сортировки, где и случилась эта неприятная история. Начальник смены быстро объяснил, в чем заключаются мои обязанности, и отправил в раздевалку. Там я переоделся в рабочий костюм из плотной кожи, взял сачок с металлической сеткой и направился к бассейну, в который падали из отверстия в потолке свежевыращенные кошмары. В помещении стояла страшная жара, и защитные очки постоянно запотевали. Поначалу я вообще мало что различал, но, приглядевшись к моим коллегам по несчастью, быстро разобрался, что к чему.

С помощью сачков мы вытаскивали из бассейна этих маленьких хищных тварей, мучающих людей по ночам, и вытряхивали их в металлические ящики, расставленные у стены. Для каждого вида кошмаров предназначался свой ящик, помеченный соответствующей наклейкой. В первый же день я по ошибке засунул шипастого монстра в коробку к сонным душителям, и начальник смены заставил меня вручную перебрать все содержимое ящика. Занятие, мягко говоря, не из приятных, особенно когда у тебя над ухом орет жирный мудак с налитыми кровью глазами. Егор рассказал мне потом, что все новички проходят через подобное — это было чем-то вроде боевого крещения или посвящения в гильдию сортировщиков. Так мы и познакомились, в душной раздевалке, где я приходил в себя после первого дня на фабрике.

Постепенно я привык не спать по ночам, да и боль в непривыкших к тяжелому физическому труду мышцах беспокоила меня все меньше. Движения мои стали более уверенными и плавными. Я уже не боялся, что какая-нибудь тварь из бассейна вцепится мне в лицо или откусит руку. Даже начальник смены, кажется, привык к моему присутствию и перестал придираться по пустякам. Однажды он похлопал меня по плечу и сказал, что, возможно, со временем из меня получится неплохой сортировщик. Честно говоря, меня его слова разозлили, ведь к тому моменту я уже мнил себя настоящим профи. Но ему было наплевать на мое распухшее самомнение. Скорее всего, он просто захотел подбодрить меня, когда понял, что я не такой слабак, каким кажусь на первый взгляд.

Ни с кем из коллег я так и не подружился. За исключением Егора, хотя друзьями нас было можно назвать с большой натяжкой. Мы разговаривали иногда в раздевалке до и после смены, ничего особенного, обычный треп двух парней, угодивших в жернова взрослой жизни. Помню, меня поразила одна особенность в Егоре — он никогда не улыбался, словно злой колдун из сказки похитил его смех вместе с детством. Вскоре я узнал, что мать Егора больна раком, и ему приходится вкалывать на двух работах, чтобы оплатить ее лечение. Мы никогда не встречались за пределами фабрики, и к своему стыду я вынужден признаться, что не могу вспомнить ни наших разговоров, ни даже его фамилию.

До моего появления Егор был самым молодым в бригаде сортировщиков, однако его уважали не только коллеги, но и начальник смены. Во всяком случае, он никогда не повышал на Егора голоса, да у него и не было на то особых причин. Свою работу Егор знал отлично и выполнял ее с точностью, доведенной до автоматизма. Сильный молодой мужчина с печальным лицом — таким он остался в моей памяти, запечатлевшей последний день его жизни. Я работал на фабрике уже полгода и постепенно привык к заведенному ритму дней. Возможно, если бы я проявил тогда больше настойчивости, Егор остался бы жив, однако я не считаю себя виновным в гибели. Официально его смерть была признана несчастным случаем, и у меня нет никаких доказательств, чтобы оспорить эту версию. В действительности, никто не был виноват в гибели Егора, кроме него самого.

Накануне умерла его мать. Безразличный голос сообщил ему эту новость по телефону, когда вернулся домой с работы. Весь день он был занят улаживанием формальностей и подготовкой похорон, а вечером, так и не выспавшись, отправился на фабрику. Зачем? Ведь ему могли дать отгул. Он мог вообще не приходить на работу несколько дней, и начальник смены прикрыл бы его. Какого черта? Впрочем, я знаю, почему он это сделал. Просто ему было страшно оставаться одному в доме, где он жил вместе с матерью и где каждая вещь напоминала бы ему о ее смерти. Невыносимая зияющая пустота, которую невозможно заполнить призрачными воспоминаниями.

И Егор сбежал. Сбежал от настигающей его пустоты на фабрику — единственное место на Земле, где его еще кто-то ждал. Я видел его в раздевалке в тот день. Когда я вошел он уже переодевался в рабочую одежду. Выглядел он просто ужасно: каменная маска вместо лица, тени под ввалившимися глазами и взгляд, который я никогда не забуду, затравленный взгляд человека, потерявшего волю к жизни. Я спросил, не заболел ли он и предложил ему отправиться домой, но Егор лишь отрицательно мотнул головой, а потом защитная маска навсегда скрыла его лицо от меня. Все, что я видел потом — это рослая фигура на краю бассейна, кишащего личинками будущих кошмаров, один из которых стал для меня явью. Занятый работой, я не заметил, как он поскользнулся. Лишь краем глаза я уловил момент, когда его тело перевалилось через защитный бортик, окружавший бассейн, а затем раздался всплеск и визг сотен маленьких чудовищ, набросившихся на свою добычу.

Мы стояли на краю ада, бурлившего у нас под ногами, и смотрели, как он умирает. Кто-то кричал. Другие протягивали Егору сачки, чтобы вытащить его из этой кровавой мясорубки, но все их усилия были тщетными. Начальник смены звонил по служебному телефону и требовал немедленно осушить бассейн. Я снял маску и тут же почувствовал запах крови, его крови. А потом я отвернулся и отошел к ящикам. Но запах не стал слабее. Он преследует меня уже много лет. Иногда я просыпаюсь в постели и чувствую, что вся квартира провоняла им насквозь. Мне не снятся кошмары, но этот запах хуже самого страшного сна, потому что иногда к нему примешивается тонкий аромат вины. Я не мог остановить его, но если бы я сказал тогда начальнику смены, что Егор болен или…

Я не видел, как доставали тело. Расследование случившегося было чистой формальностью и заняло всего полдня. Начальник смены получил выговор, и на этом все закончилось. На похороны я не пошел, да никто особо и не настаивал на моем присутствии. Вскоре меня перевели в упаковочный цех, где я проработал еще полтора года, а потом все бросил и сбежал на край света. Отчасти это помогло мне забыть о случившемся, но лишь отчасти.