Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2015/04/29/великая-утопия/

Кажется у Филипа Дика был рассказ, в котором описывалось будущее без войн, тиранов и вообще без государств, где каждый индивид был по-настоящему свободен от давления общества и любой массовой идеологии или религии, поскольку никаких масс, идеологий и религий в этом будущем не было.

Задача освобождения человека от власти Системы решалась по Дику с изящной простотой и потрясающей эффективностью: каждый с детства носил ошейник со взрывчаткой, который взрывался, если на одной квадратной миле собиралось больше восьми человек. Стоило только превысить эту критическую отметку и после недолгого предупреждающего сигнала погибали все.

По достижении сорокалетнего возраста ошейник взрывался автоматически, избавляя тем самым своего носителя от необходимости искать оправдание для своего дальнейшего существования в подавлении и поучении молодых.

Мне этот рассказ очень нравится. В нем всего несколькими абзацами изложена программа одной из лучших анархистских утопий из всех, что когда-либо были созданы. В сущности Дик правильно уловил суть проблемы тотального порабощения в современном обществе: большинство людей живут как рабы исключительно потому, что сами этого хотят. А хотят они этого в первую и главную очередь постольку, поскольку жаждут общения.

За примерами далеко ходить не нужно. В любой дворовой компании есть явные аутсайдеры, над которыми все издеваются и чморят их. Меня всегда интересовал вопрос: почему они не уходят? Почему продолжают тянуться к людям, которые вытирают о них ноги? Ответ прост: потребность в общении в них перевешивает все остальное, в том числе иногда даже инстинкт самосохранения.

Все эти люди образуют группы, сообщества, банды и, наконец, огромные государства, от которых невозможно сбежать, потому что на планете уже не осталось ничейных земель, где можно жить без гражданства, бюрократии и налогов. Именно из потребности в общении и рождаются бесчисленные повседневные компромиссы, убивающие свободный человеческий дух.

В современном мире мегаполисов и массовых коммуникаций традиции уединения, отшельничества и аскетизма отброшены за ненадобностью. Всякий норовит забраться к другому в душу, чтобы перестроить там все на свой лад. В конце концов, главную идею любой идеологии и религии на бытовом уровне можно сформулировать очень просто: я хочу, чтобы окружающие вели себя так, как хочу я.

Для воплощения этой идеи на практике хороши все средства; все идет в дело от бесконечных апелляций к авторитету «священных текстов», Бога или общественного мнения до карательной государственной машины, издревле не скупящейся на запреты и репрессии. Смысл жизни большинства заключается не просто в подчинении общим правилам, но в установлении тотального единообразия в головах окружающих: уважай мои святыни, мое мнение, мой статус и мое дело и тогда я, быть может, признаю за тобой право на какой-нибудь маленький бунт, небольшое отступление от правил, легкую девиацию, совершенно неопасную для окружающих. Из этой привычки искать свое отражение в глазах других рождается чудовищный в своей бессмысленности вопрос: «Разрешите быть свободным?»

Мысль о том, что подлинную свободу можно обрести через рабский ошейник весьма парадоксальна, впрочем, как и все творчество Дика, однако в ней содержится огромный потенциал для объяснения человеческой природы и глобальных проблем, которые невозможно решить, оставаясь в рамках старой парадигмы.

Ошейник — это действительно отличительный признак раба, но в утопии Дика человек находится в рабстве не у общества или государства, а у самого себя. Ошейник ограничивает тягу к установлению избыточных социальных связей, храня значительную часть человеческой личности в неприкосновенности.

Этот неприятный символ — последний подарок умирающей науки — защищает людей от рабства намного лучше, чем все философии и многословные манифесты бесчисленных революционеров и ниспровергателей авторитетов. Настоящая ницшеанская машина, выбрасывающая человека за пределы всеобщей лжи и лицемерия в мир уединенного самобытия, где любой попутчик или собеседник может оказаться лишним, а последним, что ты услышишь в своей жизни, будет тревожный сигнал, предупреждающий о появлении девятого.

Цифра «девять» здесь не случайна. Психологи подсчитали, что средний человек способен одновременно воспринимать как индивидуальные объекты лишь 8-10 себеподобных. Как только в поле зрения оказывается больше людей, они сливаются в безликую толпу, олицетворяющую извечное доминирование общества над личностью.

Сорокалетний рубеж жизни так же имеет свой смысл. Этого возраста вполне достаточно, чтобы родить и воспитать нескольких детей, а потом исчезнуть, предоставив им право самостоятельно творить свою судьбу. Сегодня нам кажется, что сорока лет не хватит, чтобы реализовать себя, однако на протяжении всей человеческой истории с древнейших времен и вплоть до 17-го века средняя продолжительность жизни составляла не больше 30-35 лет. Кому не хватило этого срока, тому и тысячи лет окажется мало.

В мире Дика люди живут маленькими общинами по 4-7 человек, где есть свои герои и преступники, однако они избавлены от необходимости воевать с другими группами и думать о всеобщем благе (разве не во имя этого пресловутого «всеобщего блага» совершались самые страшные преступления в истории человечества?) Особи без ошейников находятся вне закона, и долг каждого убивать их без жалости и промедления.

Детям с раннего возраста объясняют, чем опасны «дикие люди», ведь объединившись они снова могут ввергнуть человечество в пучину межнациональных и межгосударственных войн, закончившихся однажды ядерным апокалипсисом. Ошейник не вызывает психологического отторжения, поскольку воспринимается как главный атрибут, отличающий человека от животного.

Толпа — главный страх этого мира, древний демон из прошлого, которым пугают детей, отбивая у них всякую охоту к большим сборищам и массовым играм. Избыточная социализация здесь невозможна, поскольку человек с младых ногтей приучается к мысли, что излишек людей несет смертельную угрозу для всех.

Вообще же, не следует забывать, что толпа — это относительно недавнее изобретение, равно как государство и культура (да и само понятие «свободы» в нынешнем понимании). На протяжении десятков тысяч лет человечество существовало в виде небольших разрозненных племен, заботящихся в первую очередь о собственном выживании.

Слабым местом в рассказе является проблема производства новых ошейников, ведь для этого нужна более или менее развитая инфраструктура. У Дика этим занимаются небольшие артели ученых, объединенных в глобальную сеть координаторов, направляющих развитие человечества в новое русло (в 60-70-е годы утопическая вера в науку как в путеводную звезду человечества была еще жива, несмотря на бурный рост химической промышленности и гонку вооружений).

Таким образом Дик, как и все утописты, не смог решить проблему всеобщего контроля за соблюдением правил игры всеми ее участниками. Впрочем, в этом заключается родовое проклятие всех искусственно сконструированных утопий — в них всегда должен присутствовать некий честный и неподкупный судья (контролер, надзиратель, учитель), безошибочно исполняющий свои обязанности, чего, как мы понимаем, в реальности никогда не может быть. Собственно, именно поэтому утопии и называют утопиями.

Если бы Дик писал в наши дни, то скорее всего он смог бы обойти эту проблему, прибегнув к помощи генной инженерии или нанотехнологий, скажем если бы по сюжету какой-нибудь ученый идеалист распылил на планете нанороботов, попадающих в человеческое тело вместе с водой и пищей и вызывающих боль, а затем и смерть при массовом скоплении людей, а уж запрограммировать эти машины на воспроизводство себеподобных — вовсе не проблема, по крайней мере, в научно-фантастическом рассказе.

Через несколько поколений люди бы воспринимали боль от вторжения лишних чужаков на свою территорию как одно из естественных телесных проявлений вроде голода или эрекции. Возможно, они даже придумали бы какую-нибудь религиозную байку, чтобы объяснить этот феномен.

В подобном варианте идеи Дика становятся не просто вымыслом не очень здорового в психическом плане человека, но вполне реальной перспективой для всех анархо-примитивистов, готовых принять на вооружение некоторые трансгуманистические идеи. Мало того, современное развитие технологий уже делает возможным реализацию этой утопии хотя бы в виде эксперимента на ограниченной территории (наподобие проекта «Биосфера-2») с целью выяснить на практике, достаточно ли восьми человек на квадратную милю, чтобы обеспечить стабильное воспроизводство популяции.

По всей вероятности, подобный эксперимент (скажем, с портативными автоматическими электрошокерами) опровергнет некоторые предположения Дика. Так, например, он считал, что в мире ошейников не будет письменности, потому что людям будет вполне хватать устной речи для общения с узким кругом соплеменников. Я же полагаю, что письменная речь может вовсе вытеснить устную, поскольку позволит общаться с более широким кругом людей, оставляя им записки и послания на скалах или в специальных хранилищах подобно тому, как мы делаем это сегодня в Интернете.

Следуя известным библейским мотивам, Дик полагал, что в подобном обществе, где общества как такового нет, отношения между мужчинами и женщинами займут главенствующее положение в иерархии ценностей (вокруг этого и крутится сюжет его рассказа, написанного до появления СПИДа). Я же думаю, что этого не произойдет, поскольку существующий сегодня поп-культ Любви является порождением эпохи потребления, то есть массового сознания. Чем больше вокруг проживает людей, тем более сильные эмоции должен вызывать сексуальный партнер, чтобы удержать его на достаточное время для зачатия и воспитания потомства.

Соответственно существенное уменьшение потенциальных соперников на половом фронте приведет к снижению накала романтических чувств и сделает культ Любви избыточным, а главенствующим станут вопросы доверия и взаимопомощи. Кроме того, Дик не учел, что в отсутствие надзирающих и контролирующих инстанций любые формы сексуальных отношений станут менее рискованными, и, следовательно, более распространенными.

И, наконец, Дик полагал, что общество ошейников будет базироваться на страхе перед тоталитарным прошлым и другими людьми, чье неожиданное приближение может закончиться общей гибелью. Я полагаю данное предположение в корне неверным. Не общество одиночек, а именно общество массового человека построено на огромном количестве страхов, простое перечисление которых заняло бы не одну сотню страниц: страх перед техногенными катастрофами, увольнением, одиночеством, страх быть отвергнутым, показаться смешным или потерять репутацию, боязнь нового, страх перед поражением, мириады фобий и телевизионных страшилок, начиная с ГМО и заканчивая кознями неуловимой «пятой колонны».

От всего этого человек будущего будет избавлен. Как и тысячи лет назад, единственной угрозой, которую ему будет нести другой человек, станет одна лишь только смерть, и ничего другого бояться уже будет не нужно. За всю свою жизнь человек никогда не увидит одновременно более восьми себеподобных: ни толп, марширующих по приказу очередного Вождя в светлое будущее, ни погромщиков на тихих улицах провинциальных городов, ни митингов, ни армий, ни беснующихся на стадионах фанатов. Царство толпы навеки канет в небытие, а массовый человек вымрет как динозавры.

Само слово «толпа» потеряет смысл. Искусственное ограничение на количество межличностных связей придаст дополнительную ценность каждой из них в отдельности. Люди станут более разборчивы в вопросах общения, во всяком случае те, кто сохранит неуемную тягу к этому процессу.

К сожалению формат короткого рассказа не позволил Филипу Дику более детально проработать искусство, философию, экономику, медицину и мировоззрение обитателей его утопии, а в дальнейшем он к этой теме не возвращался. Однако некоторые вещи мы можем домыслить за него. Это будет мир без государств, корпораций и любых других крупных надличностных образований, требующих концентрации и единообразия масс. Религия станет по-настоящему частным делом, а не инструментом в руках клира. Авторитетом будут пользоваться не иерархи и священноначалие, а коренные тексты, их толкователи и интерпретаторы.

Экономика потребления исчезнет вместе с большей частью цивилизации. Портативные средства связи вроде мобильных телефонов могли бы пользоваться бешеной популярностью в таком мире, однако их производство и поддержание коммуникационных сетей требует слишком огромных усилий и концентрации человеческих ресурсов. Очевидно, что толковые врачи и учителя будут цениться на вес золота. Мир наполнится странствующими лекарями, проповедниками и искателями счастья.

Организованная преступность станет слишком рискованным делом, зато преступники одиночки, в основном воры, будут процветать, как и в любые времена, когда есть чем поживиться. Перераспределение благ станет более справедливым, поскольку никто не сможет удерживать под своим контролем избыточное количество ценностей и ресурсов. Борьба за ресурсы между племенами станет менее кровавой, превратившись в ритуал, наподобие тех, с помощью которых хищные животные борются за еду и сексуальных партнеров, не доводя дело до убийства.

Хотя само насилие никуда не денется, просто оно перестанет быть институциональным. Иными словами мужья по-прежнему будут поколачивать жен (а порой и наоборот), но ни один человек уже не сможет приказать миллионам своих рабов пойти убивать жителей других земель только лишь потому, что ему приспичило поиграть в бога. Газовые камеры, концентрационные лагеря, атомные бомбы и другие достижения прогрессивного человечества будут забыты как страшный сон.

Трудно сказать что-то определенное о мировоззрении людей из такого будущего, об их верованиях и обычаях. Скорее всего они будут походить на наши не больше, чем наши ритуалы похожи на обряды какого-нибудь африканского племени. Невозможно так же предугадать какую форму примут институты семьи и права, во что переродятся массовые идеологии вроде национализма и расизма, на чем будут основываться межплеменные контакты в ситуации, когда любая серьезная вражда может автоматически привести к общей гибели и т. д.

Как и любая другая утопия, рассказ Филипа Дика не приобрел особой популярности даже среди поклонников его творчества и вскоре был забыт. Лишь в 80-х годах после выхода на экраны двух нашумевших экранизаций его произведений «Бегущий по лезвию бритвы» и «Вспомнить все» в Голливуде стали обращаться к творчеству этого писателя все кому не лень, используя некоторые его идеи и наработки без указания авторства.

В 1991-ом Льюис Тиг снял фильм «Смертельный союз» (Wedlock), котором герой Рутгера Хауэра попадал в экспериментальную тюрьму, где каждый заключенный носил ошейник со взрывчаткой, подключенный к ошейнику другого заключенного. При удалении двух таких заключенных на сотню ярдов друг от друга оба ошейника взрывались. Проблема заключалась в том, что никто не знал своей пары, поэтому в этой тюрьме не было даже ограды.

На первый взгляд подобная инверсия идеи Дика полностью ее обесценивает, однако в действительности она лишь подтверждает его правоту: общество — это наказание сродни тюремному заключению, ведь в любой тюрьме самым страшным и опасным ее элементом являются не стены, а люди — охранники и заключенные. За несколько лет до Дика эту мысль хлестко и точно сформулировал философ Жан-Поль Сартр, вложив в уста одного из персонажей своей пьесы «За закрытыми дверями» известную ныне фразу: «Ад — это другие». Филип Дик нашел свою дорогу из Ада, но сможет ли человечество пройти по ней до конца — неведомо никому.