Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2015/02/13/эпистемологический-анархизм/

Демократия представляет собой собрание зрелых людей, а не сборище глупцов, руководимое небольшой группой умников. Но зрелость не падает с неба, ее нужно добывать трудом.

Специальные вопросы, говорят нам наши ученые, должны обсуждаться специалистами и с помощью методов, принятых в той или иной области науки. Рассуждая таким образом, они вовсе не подразумевают, что астрологические проблемы нужно предоставить решать астрологам, проблемы иглоукалывания — знатокам системы Ни Чина, проблемы духовного воздействия на ближних — специалистам в области колдовства... О нет! Обсуждение всех этих проблем нужно передать соответствующим ученым.

Предполагается, что имеется некий «метод науки» и только этот метод приводит к приемлемым результатам. Если спросить ученого, в чем состоит этот мнимый метод, мы получим самые различные ответы, которые показывают, что ученые весьма редко знают, что именно они делают в процессе собственных исследований. Почему же мы должны им верить, когда они берутся судить о том, чем занимаются другие?

Каждая идеология, каждая форма жизни получает некоторые результаты.

Когда ученый претендует на монопольное обладание единственно приемлемыми методами и знаниями, это свидетельствует не только о его самомнении, но и о его невежестве.

Имеется много способов бытия в мире, каждый из которых имеет свои преимущества и недостатки...

Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание.

Мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность.

Не существует правила — сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, — которое в то или иное время не было бы нарушено.

Без постоянного насилия над языком невозможны ни открытие, ни прогресс.

Даже та наука, которая опирается на закон и порядок, будет успешно развиваться лишь в том случае, если в ней хотя бы иногда будут происходить анархистские движения.

Всякая методология — даже наиболее очевидная — имеет свои пределы.

Единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.

Не только описание каждого отдельного факта зависит от некоторой теории, но существуют также такие факты, которые вообще нельзя обнаружить без помощи альтернатив проверяемой теории и которые сразу же оказываются недоступными, как только мы исключаем альтернативы из рассмотрения.

Идеология «успешна» не потому, что хорошо согласуется с фактами, — ее успех объясняется тем, что факты были подобраны так, чтобы их невозможно было проверить, а некоторые — вообще устранены.

Эмпирическое «свидетельство» может быть создано некоторой процедурой, которая получает оправдание в том самом свидетельстве, которое сама же создает... Результаты наблюдений также будут говорить в пользу данной теории, поскольку они формулируются в ее терминах.

Древние ученые и «примитивные» мифы кажутся странными и бессмысленными только потому, что их научное содержание либо неизвестно, либо разрушено филологами и антропологами... Примером такого случая может служить колдовство, piece de resistance д-ра Хессе. Никто с ним всерьез не знаком, однако все на него ссылаются как на образец отсталости и путаницы.

Наилучшим средством для того, чтобы заставить замолчать «научную совесть» современного ученого, является все-таки доллар.

Сегодняшнее знание завтра может стать сказкой, а самый смехотворный миф может вдруг превратиться в наиболее прочную составляющую часть науки.

Прогрессивные учителя всегда пытались развивать индивидуальность своих учеников и выявлять специфические, а иногда совершенно уникальные способности и убеждения ребенка. Однако к такому виду образования, как правило, относились как к бесплодным упражнениям, пустой игре ума. Разве не должны мы готовить ребенка к такой жизни, какова она в действительности? И не означает ли это, что дети должны усвоить одно определенное множество воззрений, отбросив все остальные?

Ни одна теория никогда не согласуется со всеми известными в своей области фактами.

Едва ли какая-либо теория вполне совместима с фактами... Факты и теории не только постоянно расходятся между собой, они никогда четко и не отделены друг от друга.

Теория может оказаться несовместимой со свидетельством не потому, что она некорректна, а потому, что свидетельство теоретически испорчено.

Философы, которые хотят ввести и проверить новые воззрения, сталкиваются не с аргументами, на которые они могли бы ответить, а с непробиваемой стеной укоренившихся реакций.

Открытие может быть иррациональным и не обязано следовать какому-либо сознательному методу. Оправдание или — если употребить заветное слово другой школы — критика начинается только после того, как открытие сделано, и осуществляется регулярным способом.

Познание не движется от наблюдения к теории, а всегда включает в себя оба элемента. Опыт возникает вместе с теоретическими допущениями, а не до них, и опыт без теории стол же немыслим, как и (предполагаемая) теория без опыта: устраните часть теоретического знания воспринимающего субъекта, и вы получите человека, который совершенно дезориентирован и не способен осуществить простейшего действия.

Например, «факт» иррегулярности нельзя получить без значительных хлопот. Его не может открыть всякий, у кого хорошие глаза и нормальное мышление. Лишь благодаря определенному ожиданию он становится объектом нашего внимания или, выражаясь более точно, факт нерегулярности существует только благодаря ожиданию регулярности.

Без «хаоса» нет познания. Без частого отказа от разума нет прогресса.

Анархизм не только возможен, но и необходим как для внутреннего прогресса науки, так и для развития культуры в целом. В конце концов, именно Разум включает в себя такие абстрактные чудовища, как Обязанность, Долг, Мораль, Истина и их более конкретных предшественников, богов, которые использовались для запугивания человечества и ограничения его свободного и счастливого развития.

Единственной единицей методологических оценок является не отдельная теория, а последовательность теорий или исследовательская программа.

Бабочка появляется в тот момент, когда гусеница достигает крайней степени вырождения.

Насилие — политическое или духовное — играет важную роль почти во всех формах анархизма. Насилие необходимо для преодоления препятствий, воздвигаемых жестко организованным обществом или собственными способами поведения (восприятия, мышления и т. п.), и оно благотворно для индивида, так как дает выход его энергии и позволяет осознать собственные силы.

Обучение должно опираться на любознательность, а не на команду.

Научные законы могут пересматриваться; часто они оказываются не просто локально неверными, но совершенно ложными, высказывая нечто о сущностях, которые никогда не существовали.

Эпистемологический анархизм отличается и от скептицизма, и от политического (религиозного) анархизма. В то время как скептик либо считает все концепции равно хорошими или равно плохими, либо вообще воздерживается от оценок подобного рода, эпистемологический анархист способен без угрызений совести защищать самые избитые или наиболее вызывающие утверждения... Нет концепции, сколь бы «абсурдной» или «аморальной» она ни казалась, которую бы он отказался рассматривать или использовать, и нет метода, который бы он считал неприемлемым.

Человек перестает быть рабом и приобретает подлинное достоинство только в том случае, если порывает с боязливым конформизмом и оказывается способным перешагнуть через самые фундаментальные категории и убеждения, включая даже те, которые, как утверждают, делают его человеком.

Революция происходит тогда, когда новая исследовательская программа накопит достаточное число достижений, а ортодоксальная программа потерпит достаточно много неудач и когда защитники новой программы провозгласят отказ от старой.

Аргументация есть не что иное, как тонкий и наиболее эффективный способ парализовать доверчивого оппонента.

«Обыденная научная мудрость» не вполне обыденна и, несомненно, не очень мудра.

Современные антропологические исследования продемонстрировали, что все виды идеологий и связанные с ними институты получают и получали результаты, соответствующие их собственным стандартам, а также другие результаты, не соответствующие им.

Я вовсе не стремлюсь дать ученое изложение, моя цель — рассказать сказку, которая однажды может стать ученым изложением.

Коллектив соглашателей по своему творческому потенциалу уступает группе людей с оригинальными взглядам.

Каждая организация, партия, религиозная группа имеет право защищать свою особую форму жизни и все стандарты, которые в нее входят. Однако ученые идут гораздо дальше. Подобно защитникам Единственной Истинной Религии, они внушают нам, что их стандарты существенны для достижения Истины или получения Результатов.

Теоретический авторитет науки гораздо меньше, чем предполагают. С другой стороны, ее социальный авторитет в настоящее время стал настолько подавляющим, что необходимо политическое вмешательство для того, чтобы восстановить гармоничное развитие.

К привычному ныне отделению церкви от государства настало время добавить разделение государства и науки. Наука представляет собой лишь один из главных инструментов, которые человек изобрел для того, чтобы овладеть своим окружением. Это не единственный и не непогрешимый инструмент, однако наука стала слишком влиятельной, напористой и опасно оставлять ее в таком состоянии.

Опираясь на систему поощрений и наказаний, «учителя» обрабатывают умы молодежи до тех пор, пока молодежь не потеряет даже те крохи воображения, которыми она, может быть, обладала.

Общество, опирающееся на множество жестких ограничительных правил, в котором бытие человека становится синонимом подчинения этим правилам, выталкивает инакомыслящих в бесчеловечную сферу всеобщего бесправия, отнимая у них разум и человеческое достоинство.

Языки и схемы реакций, содержащиеся в них, представляют собой не просто инструменты для описания событий (фактов, положений дел), а являются также формообразующими матрицами событий (фактов, положений дел).

В каждой науке существуют теории, которые несовместимы и с фактами, и с другими теориями и которые при более тщательном анализе обнаруживают внутренние противоречия. Только догматическая вера в принципы якобы единой дисциплины Логики не позволяет нам этого заметить.

Проблемы могут быть сформулированы ошибочно.

Современная наука подавляет оппонентов, а не убеждает их.

Наука гораздо ближе к мифу, чем готовы допустить философы науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая.