Из сборника Джона Эндрюса "Мир в 2050 году":
Всего за полвека, к 2010 г., население мира увеличилась с 3 до 7 млрд человек (и почти так же резко увеличилось число суверенных государств). В то же время количество развязанных войн между государствами за этот период сократилось. Первоначально возросло, а затем снова уменьшилось и количество гражданских войн; число смертей в ходе военных действий на каждые 100 тыс. человек в год уменьшилось с 20 в конце 1940-х гг. до 0,7 в конце 2000-х. Это меньше, чем количество криминальных убийств в наиболее благополучных странах.
К 2050 г. в мире увеличится количество людей, возрастет и их желание есть больше мяса – ведь они станут богаче и переедут в города (то есть мясо станет для них более доступным продуктом). До 2050 г. количество производимых в мире продуктов питания должно возрасти примерно на 70 %. Тем не менее в контексте мирового развития 70% – это значительно меньше, чем показатели роста мирового сельскохозяйственного производства за последние 40 лет, когда урожай одних только зерновых культур вырос на 250%.
Даже при большом и устойчивом росте рождаемости тенденцию старения не удастся повернуть вспять, по крайней мере в течение двух десятилетий. Решить проблему помогли бы значительные потоки миграции: молодые работники могли бы ухаживать за пенсионерами, увеличив при этом хотя бы на время показатели рождаемости (иммигранты из стран с высокой рождаемостью, как правило, вначале имеют большие семьи; впоследствии их семьи начинают приходить в соответствие с моделью семьи принимающей их страны). Это потребует больших и болезненных изменений уже сложившихся в этих странах социальных установок. Но по крайней мере уровень дохода дает этим обществам определенные возможности для маневра.
Развивающиеся страны в своем развитии скопируют и догонят Запад с точки зрения дохода, размера семьи, уровня образования и формирования среднего класса. Большинство из них утверждают, что они хотели бы сохранить незапятнанными свои традиции сыновней почтительности, семейного уклада, противопоставив все это западным ценностям, нравам и тенденциям, таким как разводы, семьи с одним родителем и ориентация на индивидуальную свободу самовыражения. Но трудно понять, как развивающиеся страны смогут все это предотвратить.
Среди многих проблем, стоящих перед мировым здравоохранением в первой половине XXI в., одна заслуживает немедленного решения. Это болезни, которые были изгнаны из богатых стран, но продолжают убивать жителей стран бедных... Широкое применение в соответствии с планами фонда Билла и Мелинды Гейтс уже существующих технологий может уже к 2025 г. вдвое сократить смертность среди детей раннего возраста.
Всплеск исследований в области вакцин подарит новую надежду на излечение таких болезней, как рак или наркомания, которые уже много раз «ускользали» от исследователей.
Одно из самых больших изменений – это убеждение людей использовать в Сети свои реальные имена, возможность сделать их связь с другими открытой для других... В эпоху Facebook мы наблюдаем значительное увеличение объема информации, которой люди готовы поделиться со своими друзьями в Интернете. В частности, это отражает сдвиг общественных норм в сторону большей открытости – тенденция, которая дает толчок и росту популярности телевизионных реалити-шоу.
К 2050 г. нам предстоит жить в своего рода «социализированном государстве», в котором наши интернет-друзья будут всегда доступны для нас, а такие понятия, как, например, коллективный разум, станут вполне осязаемыми.
Почти неизбежно, что в ближайшие десятилетия из гаражей в Кремниевой долине, а то и из хижин в Кении выйдут новые прорывные технологии и полностью изменят характер сетевых социальных взаимоотношений. Однако что бы ни случилось с базовой инфраструктурой обмена информацией, очевидно, что движение к все более взаимосвязанному миру только ускорится.
Деньги меняют тенденции, но не в состоянии изменить глобальной картины. Экономический рост Китая – «якорь» истории на ближайшие 40 лет – означает, что искусство будет все больше перетекать в его направлении. Но это не означает, что китайский язык займет в мире место английского или что китайский кинематограф затмит блеск Голливуда.
Технологии помогают людям слушать любую музыку, какую они захотят, но цифровая доступность все больше направляет их в сторону самых популярных хитов. Блогеры, подкастеры и создатели твитов встряхнули поставщиков новостей, но не заменили их. Книгоиздательства, арт-дилеры и продюсеры по-прежнему играют ключевую роль в том, что покупается, читается, обсуждается и слушается.
Основная тенденция состоит в том, что при прочих равных условиях людям нравятся либо плоды собственного производства, либо очень дорогие вещи. Это верно и для Африки. Нолливуд – киноиндустрия Нигерии – штампует больше фильмов (около 50 в неделю), чем где-либо на Земле, за исключением Болливуда. И они пользуются популярностью во всех странах Африки, потому что основываются на местной тематике. Между тем африканская элита презирает Нолливуд, считая его культурным вирусом (совсем как французские интеллектуалы Голливуд).
Английский язык – бесспорный язык научных публикаций. В 2001 г. на нем вышло 90% всех научных работ в мире, при том что на долю любого другого приходилось не более 2%.
Пожалуй, единственное, что в период до 2050 г. серьезно могло бы повлиять на религии в мире, так это приход мессии. Но если исключить возможность возвращения Иисуса, прихода Махди (для мусульман) или Мошиаха (для иудеев), можно предположить, что основные модели нынешних религиозных систем сохранятся и в будущем. Это связано с тем, что религиозность чаще всего наследуется от родителей – в нормальной семье дети хотя бы в некоторой степени разделят их религиозные взгляды.
Даже когда мы знаем, какая пропорция населения говорит, что верит в Бога, объективной информацией мы не располагаем. Люди могут преувеличивать или преуменьшать степень своей религиозности, желая получить социальное одобрение или избежать критики. Когда речь заходит о вере в нечто сверхъестественное, люди часто воспринимают опросы как игру и говорят первое, что приходит им в голову.
Интересный и важный феномен заключается в том, что впервые за всю историю наблюдений значительная доля людей перестала верить в Бога. Достаточно консервативный анализ, проведенный Филом Цукерманом из лос-анджелесского колледжа Питцер, показывает: количество неверующих людей в мире составляет не менее 500 млн, что превращает их в четвертую по численности категорию, связанную с религией. Агностицизм и атеизм – явления относительно молодые. Они начали завоевывать приверженцев среди сравнительно небольшого числа образованных европейцев в конце XVIII в. и укрепили позиции среди европейской элиты в конце XIX в. В XX в. отказ от веры распространился более широко – если на начало столетия неверующие составляли 0,2 % населения мира, то к концу века этот показатель вырос примерно до 13 %. Такими темпами роста за этот период не может похвастаться ни одна религия.
Количество сторонников этнорелигий (корректное определение для тех, кого прежде называли язычниками) также резко сократилось: с 7,3 % мирового населения в 1900 г. до 3,8 % в 2000-м.
Анализ, проведенный в 2003 г. Центром международной политики Уэзерхед (подразделением Гарвардского университета), показал, что уровень религиозности и приверженности к соблюдению обрядов снижается в большинстве богатых государств, а в крупных и бедных странах, в которых проживает большинство населения мира, наоборот, происходит процесс религиозного возрождения.
Если взять 97 «аграрных» стран с самым низким уровнем экономического развития, то они, вне зависимости от метода измерения, окажутся по крайней мере в два раза более религиозными, чем 20 наиболее богатых («постиндустриальных») стран. Оставшиеся 58 стран со средними рейтингами имеют и средние показатели религиозности. (Внутри этих стран существует сильная корреляция между уровнем бедности и религиозности: самые бедные граждане каждого постиндустриального общества оказываются в среднем почти в два раза более религиозными по сравнению со своими богатыми соотечественниками.)
Возможно, самое четкое свидетельство изменений в религиозности американцев можно увидеть, если изучить причины, по которым они в наши дни приходят в церковь. По данным исследования, проводившегося в крупном американском городе в 1920-е гг., самая распространенная из них – отдание почестей Господу. Когда же аналогичное исследование провели вновь в 1977 г., самой популярной причиной назвали «удовольствие». Другой признак того, что религиозность для американцев становится стилем жизни, – их отношение к приверженцам других религий. К 1970-м гг. значительно меньше американцев (по сравнению с 1940-ми гг.) утверждали, что христианство – единственно истинная религия, которую должны принять все люди. К 2008 г. около 70 % религиозных американцев согласились с тем, что «к вечной жизни может привести множество религий». Религиозные воззрения американцев стали менее фундаменталистскими и более расплывчатыми. Доля американцев, считающих, что слова Библии нужно трактовать буквально, резко упала – с 65 % в 1964 г. до 26 % в 2009-м. В 2007 г., по данным опросов Института Пью, около трети американских верующих воспринимали Бога как «обезличенную силу» (что бы это ни значило), а не привычное верховное существо, по образу и подобию которого создан человек.
Очевидно, что религия в США потеряла былую силу. Более того, если посмотреть на данные национальных опросов, можно отметить стабильное снижение уровня религиозности. В 1948 г. лишь 2 % американцев заявляли о том, что не верят в Бога. Однако к концу 1990-х гг. этот показатель составлял 12–16 %. В 1971 г. о регулярном посещении церкви, синагоги или мечети заявлял 41 % населения, а в 2002 г. – лишь 31 % (данные Национального центра изучения общественного мнения).
Согласно уточненной версии тезиса о секуляризации, разработанной Пиппой Норрис из Гарвардского университета и Рональдом Ингельхартом из Университета штата Мичиган, «ощущение уязвимости… приводит к развитию религиозности», а чувство безопасности, как экономической, так и бытовой, сильно коррелирует именно со светским устройством общества. Эта новая версия тезиса позволяет объяснить, почему религия в США имеет столь сильные позиции: накопленное Америкой богатство не сформировало системы безопасности, обычно присущей высокому экономическому развитию. (Стоит отметить, что чем беднее американцы, тем чаще они говорят о важности религии в своей жизни и исполняют религиозные обряды.)
Представляется справедливым утверждение, что тезис о секуляризации, по своей сути, правильный. Из этого следует, что развивающиеся нации со временем пройдут тот же путь, который прошли более развитые страны. По мере того как они станут богаче, а их жизнь безопаснее, снизится общий уровень религиозности.
Возможно, самая удивительная черта нынешнего столетия в сравнении со столетием прошлым состоит в том, что место идеологии как источника конфронтации заняла религия. Государственный капитализм в Китае не похож на западный либерализм, но он совсем не напоминает и советский режим с его имперскими чертами. Религии же удалось разделить людей, вовлечь их в войны.
Забудьте о демократии. Вместо нее стоит побеспокоиться о свободе и справедливости. Если вам повезет, то к 2050 г. вы будете жить при «электронном правительстве», а государство – заботиться о ваших желаниях так же внимательно, как компания Amazon сейчас заботится о ваших литературных предпочтениях. Если же не повезет, то условия жизни напомнят Италию времен Сильвио Берлускони или Россию времен Владимира Путина, вашей страной будут руководить циничные специалисты в области манипулирования общественным мнением и подкупа своих критиков.
Станет все сложнее убедить народ в том, что руководители лучше других знают, как надо вести дела. С расширением у потребителей выбора, на что тратить деньги, и появлением у работников возможности свободно мигрировать как внутри страны, так и за ее пределами лидерам национальных государств будет все сложнее определять, что должны видеть, слышать или читать их граждане.
Государство приобрело больший вес после (а отчасти и вследствие) финансового кризиса, разразившегося в 2007 г., и последовавшей за ним рецессии. Значительно выросли расходы, объемы налоговых поступлений снизились. Это привело к рекордным бюджетным дефицитам и росту государственного долга многих стран. Остается только предполагать, к чему может привести старение населения. Одна из достаточно кошмарных точек зрения состоит в том, что к 2050 г. государство-Левиафан просто падет под собственным весом, не в силах противостоять растущему социальному бремени, связанному с состарившимся обществом.
С пониманием того, как на самом деле работает человеческий мозг, придет и понимание того, зачем он нужен, и не всегда это будет совпадать с тем, что думали философы, теологи, экономисты и прочие интеллектуалы. Человеческая уникальность всегда ставилась во главу угла. Даже те, кто не верит в божественное сотворение мира, привыкли считать, что люди каким-то образом «отделены» от остальной природы. Этот образ мышления изменится, как только будет установлено и представлено широкой публике генетическое и эволюционное происхождение Homo sapiens, которое покажет, что наша уникальность объяснится процессом адаптации, а предназначение – выживание и размножение.
Этот процесс прольет свет на положительные и отрицательные стороны человечества, причем на положительные (те, что так тяжело объяснить традиционной философии) больше, чем на отрицательные.
