Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2009/04/17/комната-чудес/

Все просто, все очень просто, я говорю «да», когда мне протягивают билет, я говорю «да», потому что надеюсь, что он окажется выигрышным, и не возникнет никаких проблем, я говорю «да» и компостирую билет собственными зубами, о да, все будет хорошо, я в это верю, я умираю от любопытства, у меня дрожат руки от нетерпения, как перед неожиданной и оттого вдвойне желанной случкой с безымянной самкой, которая завтра же растворится в утреннем тумане, мне так хочется попробовать этот билет на вкус, и когда я проглатываю его, мой мозг превращается в маленький ртутный шарик, перекатывающийся на дне черепа, я выдыхаю ледяные буквы, покрытые инеем моих прошлых страхов, и они сливаются в одно единственное слово, которое было в начале и будет в конце, я говорю: «Уау», потому что это действительно круто, реально круто, охуительно круто быть здесь и сейчас с этими интересными людьми с их чудесными патологиями и удивительными вывихами рассудка, бесконечно круто сидеть в старом продавленном кресле в самом дальнем углу комнаты, и смотреть на этих людей, занесенных сюда северным ветром, ветром Шамана, медитирующего на вершине радужной горы, ветром Эйка, который не может и двух минут просидеть на одном месте, ветром Мары, неуловимой чаровницы, продающей людям навоз под видом золота, как же здорово быть здесь, просто быть, быть в маленьком промежутке между двумя бесконечными «не быть», окруженными невыразимой тайной молчания, быть в этом оазисе посреди враждебной пустыни, населенной голодными призраками, душами нерожденных детей и абортными массами здравомыслия и законопослушания, ползающими по раскаленному песку в поисках смысла или хотя бы его подобия, здесь в этой комнате на задворках сознания, когда весь остальной мир кажется просто миражом, уродливым граффити, нарисованном на оконном стекле, за которым на самом деле ничего нет и быть не может, потому что реальная жизнь только здесь, в этой комнате, где собрались последние люди, те, кто еще помнит, зачем человек появляется на свет и почему умирает разочарованным, и я помню вместе с ними, я помню долгие годы отчаяния и безысходности, я помню, как задыхался, не имея возможности позвать на помощь, я помню как умолял каменные статуи ниспослать мне свое милосердие, я помню боль, разрывавшую мое искореженное тело на куски, слишком много для одного человека, слишком мало, чтобы познать жизнь, но тем не менее я пересек великую пустыню и отыскал оазис, где наконец-то смог утолить свою жажду, жажду бытия без чудовищных снов, без капельниц и уколов, без равнодушных докторов, говорящих мне что и как, а также почему и, разумеется, зачем, ради чего все эти дикие пляски в серых коридорах и палатах с распахнутыми настежь окнами, потому что я должен жить, хотя всем на меня наплевать, потому что я не могу уйти, иначе смерть сожрет меня изнутри, потому что так надо, но тот, ради кого все это затевалось, давно уже умер, да, я умер, но никто не заметил этого прискорбного факта, он не записан в отчетах и не значится в истории болезни, я умер где-то на полпути из одной пыточной камеры в другую, мой труп доставили по назначению санитары с прокуренными голосами и желтыми пальцами, мое тело было нужно им для того, чтобы заставить его плясать вместе со всеми, будь мужчиной, не плач, скоро все закончится и ты сможешь отсюда уйти, а я смотрел на них своими мертвыми глазами и чувствовал, как трупное окоченение постепенно овладевает моей душой, и тогда я ушел через приоткрытую дверь, которую забыли запереть на ключ, я исчез, оставив их всех в недоумении и растерянности, я отправился на поиски волшебного источника жизни, чтобы получить ответы на мучившие меня вопросы, и вот я здесь, в комнате, где все говорят друг другу «да», потому что «нет» — это слишком жестокое слово, любимое слово трусов и мертвецов, жаждущих страданий за свои воображаемые грехи, и я тоже говорю «да», после чего взмываю к потолку черной бабочкой, на крыльях которой нарисован весь этот мир, а улыбающийся Шаман смотрит на меня, и остальные тоже смотрят на меня и начинают улыбаться, и в это мгновение я понимаю, что все они тоже бабочки, а комната — это всего лишь один из узоров на наших крыльях, как и миражи, обступившие ее со всех сторон, и радуюсь тому, как удачно все сложилось, ведь могло быть иначе, как в те времена, когда я отворачивался от невообразимых чудес, даже не замечая их, когда я тысячу раз проходил мимо, погруженный в собственные мысли, когда я говорил «нет» тем, кто надеялся услышать «да», сбегал незадолго до того как начиналось самое интересное и опаздывал на судьбоносные встречи из-за нелепых случайностей, составлявших всю мою тогдашнюю жизнь, эту бестолковую беготню в поисках потерянного смеха, но теперь я смеюсь, смеюсь вместе со всеми, и наш общий смех пробивает стены насквозь и вырывается на волю, чтобы, кружась в сиянии молодого месяца, разбудить тех, кто спит еще не слишком крепко, кого можно еще спасти, вытащить из теплых уютных постелей, из бетонных могил, запечатанных древними богами, крадущими у людей последние крохи счастья, чтобы они смогли хотя бы на одну ночь забыть о всех своих неприятностях и проблемах и сойтись в безудержном танце, прославляющем жизнь такой, какая она есть на самом деле, здесь и сейчас, без суетных мыслей о завтрашнем дне, без итоговых экзаменов и проверок на вшивость, без утвержденных высшими инстанциями расписаний движения и планов на ближайшую пятилетку, без замков и цепей, потому что сегодня никто не сумеет нас поймать, задержать до выяснения личности, провести профилактическую беседу, осудить и потребовать публичного покаяния, нам не в чем каяться и не за что просить прощения, мы такие, какие мы есть, и мы будем оставаться такими столько, сколько пожелаем сами, даже если друзья и родные проклянут наше счастье, нам нет до этого никакого дела, мы будем плясать, пока не упадем без сил, мы будем ходить поперек и, если нам вздумается, на голове, мы будем веселиться до последнего вздоха, и смерть будет смеяться вместе с нами, даже ей хочется иногда побыть немного счастливой, ведь она видела столько лиц, отмеченных ужасом и печалью, что и не сосчитать, а мы заставим ее хохотать до упаду вместе со всеми, пока ее серые крылья не расцветут всеми цветами радуги, как у бабочек, порхающих по комнате, где случаются порой чудеса, о которых невозможно молчать, поскольку молчание иногда является худшим из преступлений, и это правда, такая же правда, как и то, что тишина ненавидит смех, слепцы — зрячих, а трусы — смелых, но не каждому хватает мужества, чтобы принять правду, заглотнуть ее целиком и немного подождать, пока она растворится в желудке и затем рванет вверх по позвоночному столбу на второй космической скорости в размякший мозг, а оттуда через распахнувшуюся сахасрара-чакру прямиком в открытый космос к другим галактикам и мирам, где никто не знает значения слова «нет» и все с утра до вечера говорят только «да», пока кто-нибудь не позовет нас назад, обратно на Землю, вернись, вернись к нам, и я возвращаюсь, я падаю обратно в старое кресло и чувствую руки Шамана, сжимающие мою голову, Шаман наклоняется ко мне и говорит, чтобы я смотрел ему в глаза, прямо в глаза, я смотрю, но не вижу, смотри, я смотрю, но не хочу видеть, смотри, я смотрю, не могу не смотреть, потому что глаза Шамана превращаются в две огромные черные дыры, пожирающие пространство и время, и я падаю в них, отчаянно сопротивляясь неодолимой силе, что затягивает меня в эту бездну, где нет ни звезд, ни планет, ничего, кроме бесконечно долгого падения в пустоту, и вдруг замечаю впереди нечто неописуемо прекрасное, похожее на огромный бриллиант с миллиардами разноугольных граней, сверкающих в лучах утреннего солнца, я лечу вперед на бешеной скорости, и когда до столкновения остаются считанные доли секунды, я все понимаю, понимаю и, глядя на отпустившего меня Шамана, говорю ему то, о чем невозможно молчать, я говорю ему: «Уау…»