Новый адрес страницы:
https://tannarh.wordpress.com/2013/07/01/о-воскресении-христа/

Вопрос об аутентичности эпилога Евангелия от Марка (стихов 16:9-20), многократно обсуждавшийся в XIX-XX вв. и решенный отрицательно научным сообществом, для Церкви составляет одну из самых острых текстологических и доктринальных проблем. Она заключается даже не в том, что стихи Мк 16:9-20 не подлинны, т. е. не принадлежат перу евангелиста Марка. Это только полбеды. Вопрос приобретает чрезвычайную остроту в свете синоптической проблемы, поднятой еще учеными XIX века, — в частности, — в свете установленного при исследовании синоптической проблемы приоритета Маркова Евангелия перед всеми другими. И только в таком случае отрицательное решение вопроса об аутентичности стихов Мк 16:9-20 становится разрушительным для церковной теологии.

В самом деле: евангельское сказание оказывается уязвимым в своей самой важной и принципиальной части. Если рассказ о воскресении Христа из мертвых в самом раннем Евангелии, которое послужило одним из источников других канонических Евангелий, является переделанным, искаженным, а то и вовсе подмененным, то что же говорить о соответствующих рассказах в других Евангелиях, которые, во-первых, сильно отличаются друг от друга, а, во-вторых,, сами по себе являются переработкой первоначального евангельского сказания о воскресении Христа, вероятно, имевшегося в их источнике — первоначальном эпилоге Марка? Таким образом, неаутентичность стихов Мк 16:9-20 бросает тень на другие Евангелия, рассказывающие об этом же предмете. Более того, основываясь на неаутентичности эпилога Евангелия от Марка, ученые идут дальше и делают вывод о фиктивности всего рассказа Марка о пустой гробнице. Тем самым основополагающие для Церкви евангельские сказания о воскресении Иисуса Христа из мертвых расцениваются в целом как неподлинные, недостоверные, как благочестивые выдумки христиан последующих поколений. В первом поколении христиан о воскресении Христа рассказывалось не так или же рассказывалось совершенно иначе.

В вопросе о подлинности Мк 16:9-20 одно неблагоприятное обстоятельство накладывается на другое неблагоприятное обстоятельство, и из одного отрицательного вывода следует другой отрицательный вывод. Исторические свидетельства, показания раннехристианских авторов и ранних списков Евангелий заставляют усомниться в аутентичности этого эпилога. Ситуация осложняется тем, что у отрывка Мк 16:9-20 имеется серьезный конкурент — т. н. Короткий эпилог [«Все, что было возвещено, они вкратце пересказали Петру и его спутникам. Потом явился и сам Иисус и послал их проповедывать от востока до запада священную и бессмертную весть о вечном спасении. Аминь.»], появляющийся в некоторых кодексах. Небывалый случай в Новом Завете: в наличии имеются два совершенно разных варианта одного и того же рассказа, приписываемых одному и тому же автору! Трудно представить более неблагополучный евангельский и вообще библейский отрывок. Самое раннее Евангелие, сообщающее о воскресении Христа, подвержено в этом месте самой серьезной критике. Церкви нельзя не замечать этой проблемы, хотя в целом она делает вид, что ничего страшного не происходит. Но в ученых кругах, близких к Церкви, эту проблему прекрасно видят и весьма ею озабочены.

Каноничность Мк 16:9-20 уже установлена Церковью. Нынешние верующие христиане воспринимают этот текст как боговдохновенный и как неотъемлемую часть Евангелия от Марка. Библейские критики, в принципе не признающие понятия каноничности и неканоничности, говорят лишь о том, что стихи Мк 16:9-20 не принадлежат перу того же автора, который написал Мк 1:1-16:8, т. е. предыдущий текст Евангелия от Марка. В нынешней библеистике принято считать, что подлинный текст Евангелия от Марка продолжается до стиха 16:8. Даже некоторые католические богословы и экзегеты признают, что Евангелие от Марка «формально» заканчивалось стихом 16:8. Под впечатлением убедительных доводов критиков некоторые христианские протестантские группы выступили с предложением удалить эти сомнительные стихи из канона. Но таких христиан немного, и предложение их вряд ли будет принято Церковью…

О сомнительности Длинного эпилога Мк говорили в Церкви издавна, об этом писали еще Евсевий Кесарийский и Иероним Стридонский. Никакой угрозы при этом для теологии эти авторитетные церковные писатели не чувствовали. Дело в том, что в те времена еще не возникла синоптическая проблема и не сложилось такого понятия как приоритет Марка. По порядку Евангелий писание Марка стояло на втором месте (в западной традиции — на четвертом), а по своему значению — на последнем. Пока не существовало приоритета Марка, церковным экзегетам можно было без особых опасений ставить под сомнение трудные и неудобные евангельские отрывки. Чем отрывок Мк 16:9-20 был им неудобен? Он входил в противоречие с повествованием других евангелистов.

Вот как говорит об этом Евсевий: «Как получается, что у Матфея воскресший Спаситель является «поздно в субботу», а у Марка «рано в первый день недели»? Есть два пути решения этого. С одной стороны, [человек,] который отклоняет весь пассаж, мог бы сказать, что он находится не во всех списках Маркова Евангелия. По крайней мере, точные списки имеют здесь приписку: «конец истории от Марка». После слов юноши, который явился женщинам и сказал им: «не бойтесь. Иисуса ищете Назарянина», и далее, после слов: «их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись», — в этом месте во всех точных списках Евангелия от Марка появляется приписка: «конец». Следующая часть появляется не во всех списках и может быть поддельной (букв. «лишней»: περιττά), тем более, что она подразумевает разногласие с другими евангельскими свидетельствами. Он мог бы сделать такое заявление, чтобы в целом отклонить лишний вопрос» (Евангелические вопросы; к Марину, 1; выделено мною — Б. Д.).

Замечание Евсевия показывает, что вопрос о подлинности Длинного эпилога Марка не является изобретением критических исследователей XIX века. Вопрос этот существовал в Церкви давно, может быть, с самого начала. Не будь прямого указания Евсевия на отсутствие данного эпилога в «точных списках» Евангелия от Марка, нынешние критики библейского текста, доказывающие неаутентичность стихов Мк 16:9-20, не имели бы такого успеха. Они по-прежнему вели бы долгий и бесплодный спор с церковными апологетами, утверждающими богодухновенность и подлинность всей Библии в целом и всех ее стихов в частности.

Позиция апологетов была бы примерно такой. Нам говорят, что по стилю и по смыслу стихи Мк 16:9-20 отличаются от предыдущего текста Евангелия от Марка и даже противоречат ему. Но это мнимое отличие и надуманное противоречие. Особенная тема — воскресение Христово — заставила евангелиста Марка писать в этом месте необычным образом и употреблять необычные выражения. Нам говорят, что стихи Мк 16:9-20 отсутствуют в наиболее ранних из сохранившихся кодексов, — Ватиканском и Синайском. Но что это доказывает? В этих же кодексах отсутствуют и другие библейские отрывки, — это недосмотр и ошибки копировщиков. Страдает ли от этого благая евангельская весть? Нисколько. В других списках, пусть и позднейших, эти стихи представлены полностью и в точности. О чем же спор?

Последняя 21-я глава Евангелия от Иоанна тоже объявляется критиками неподлинной, дописанной позднее. Она отличается по смыслу и стилю от предыдущего текста Ин. Ну, и что? По этому поводу между библейскими критиками и церковными апологетами не возникает спора. Критики равнодушно констатируют факт, а церковники и не подтверждают, и не отвергают его. Спора не возникает, потому что этот евангельский отрывок не имеет такого веса и такого значения, какое имеет эпилог Евангелия от Марка. Неаутентичность Ин 21 не содержит для церковной доктрины такой угрозы, как неаутентичность Мк 16:9-20.

Итак, Евсевий Кесарийский, указав на отсутствие последних двенадцати стихов Евангелия от Марка в «точных списках», известных ему, вскрыл болезненную для Церкви проблему аккуратности и точности передачи евангельского предания. «Ученый автор даже не мог предположить, какие горькие плоды принесут его слова!», — сокрушался по этому поводу Дж. Бергон. В то же время Евсевий вовсе не предлагал изъять неудобный отрывок из Священного Писания. Он предлагал относиться к нему двойственно (хотя сам по себе двойственный подход не совсем достоин верующего христианина):

«С другой стороны, тот, кто не смеет откладывать ничего вообще, что появляется в писаниях Евангелий, говорит, что такое чтение, как многие другие, является двойственным, и каждое из этих двух должно быть принято, будучи защищенным верующими и набожными.

Кроме того, если представляется, что эта часть верна, надо разъяснить значение пассажа. И если мы точно различаем смысл слов, мы не видим противоречия тому, что сказал Матфей: «по прошествии же субботы» Спаситель воскрес. Поэтому в рассказе Марка слова: «Воскреснув рано в первый [день] недели» надо разделять, и после слова «воскреснув» делать паузу».

Немного далее Евсевий пишет: «Марк упомянул более позднее время, когда он написал то, что должно быть прочитано с паузой: «Воскреснув». Тогда, после паузы, нужно читать остальное: «рано в первый [день] недели, [Иисус] явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов».

После Евсевия Кесарийского на сомнительность Длинного эпилога Марка указал Иероним Стридонский. При этом текст Иеронима почти в точности воспроизводит текст Евсевия и очевидно является его переложением на латинский язык. В письме к Гебидии (Письма, CXX 3) Иероним обращает внимание на то же несоответствие между Мк 16:9 и Мф 28:1 и замечает: «Эта трудность допускает двойное решение. Мы можем отклонить свидетельство Марка, которое встречается в немногих списках Евангелия; почти во всех греческих рукописях в конце нет этого пассажа (тем более что он, кажется, рассказывает нечто противоречащее другим евангелистам); или иначе, мы ответим, что оба евангелиста заявляют то, что верно: Матфей сказал, когда Иисус воскрес, — «поздно в субботу», а Марк — когда видела Его Мария Магдалина, — «рано в первый день недели». Ибо так нужно разделять это место: «Когда Он воскрес»; и после паузы, должно продолжать: «В начале первого дня недели Он явился Марии Магдалине» (выделено мною — Б. Д.).

Отметим, что Иероним усугубил указание Евсевия, говоря, что ДЭ [Длинный эпилог (Мк 16:9–20)] отсутствует не только в «точных cписках» (̉ακριβη̃ τω̃ν α̉ντιγράφον) Евангелия от Марка, но «почти во всех греческих рукописях» этого Евангелия (omnibus Graeciae libris).

Текст Евсевия воспроизвел и автор «Гомилии на Воскресение» (в PG: In Christi Ressurectionem), сочинения, приписываемого или Григорию Нисскому, или Северу Антиохийскому, или Гезихию Иерусалимскому (все принадлежат IV-V вв.). В этой Гомилии содержится следующее указание: «В точных копиях Евангелия от Марка после слов «потому что боялись» стоит: «конец». В некоторых копиях, однако, добавлено: «Воскреснув рано в первый [день] недели, [Иисус] явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов». Это, кажется, до некоторой степени противоречит тому, что мы читали прежде. Как же получается, если час ночи, когда воскрес наш Спаситель, неизвестен, а здесь написано: «воскреснув рано»? Но слова эти не вызовут никакого противоречия, если мы будем читать их с паузой. Мы должны быть осторожными и делать паузу после слова «воскреснув», а затем читать далее: «рано в первый [день] недели, [Иисус] явился сперва Марии Магдалине», чтобы слова «воскреснув» могли относиться (в соответствии с тем, что говорит Матфей) к предшествующему времени; в то время как слово «рано» относится к явлению Марии» (PG 46, 644-45).

Автора «Гомилии на Воскресение», конечно же, тоже нельзя считать независимым свидетелем. Он почти дословно повторяет сказанное Евсевием. Мы можем только отметить появление некоторого акцента. Если у Евсевия второй подход к Евангелиям как бы дополняет первый и указание на неподлинность ДЭ уравновешивается надлежащим решением текстовой трудности, то в «Гомилии на Воскресение» об окончании Евангелия от Марка стихом 16:8 говорится вскользь (хотя при этом и упоминаются «точные копии»), а основное внимание уделяется устранению текстовой трудности. Можно предположить, что автор «Гомилии на Воскресение» затем и воспользовался примером Евсевия, чтобы показать, как следует согласовывать священные тексты, но при этом неосторожно воспроизвел отчасти и первое указание Евсевия, отчего оказался в числе «отрицательных» свидетелей.

К числу последователей Евсевия можно отнести и Евфимия Зигабенского (XII в.), который в Комментарии на Евангелие от Марка заметил: «Некоторые из экзегетов заявляют, что здесь (то есть в стихе Мк 16:8) заканчивается Евангелие от Марка, и то, что следует далее — позднейшее добавление. Эту часть, однако, мы должны также прокомментировать, ибо в ней нет ничего наносящего ущерб истине» (PG 129, 845). Ничего не имея против ДЭ лично, Евфимий, тем не менее, счел нужным привести отрицательное мнение «некоторых экзегетов», которое, надо думать, было достаточно распространено в Церкви.

На основании того, что текст ДЭ имеет многочисленные параллели в раннехристианской литературе, нельзя сказать что-либо определенного и о времени возникновения ДЭ. Действительно, многочисленность раннехристианских свидетельств, имеющих или могущих иметь отношение к ДЭ, производит впечатление. Но не настолько сильное, чтобы поколебать прямое указание Евсевия, Иеронима, Евфимия и автора «Гомилии на Воскресение» (и, возможно, Виктора) на отсутствие ДЭ во многих «точных списках» (очевидно, наиболее ранних) Евангелия от Марка. Наведенная этими писателями тень на стихи Мк 16:14-20 не исчезает.

Никто не спорит с тем, что ДЭ имеет очень раннее происхождение. Показание Иринея свидетельствует о том, что он существовал в конце II в. Да, свидетельство Иринея противостоит указанию Евсевия, но все-таки не лишает его веса. Евсевий в начале IV в. мог располагать «точными» списками Евангелия от Марка, которые были древнее тех списков, которыми располагал Ириней в конце II в. Да, и Ириней, и Евсевий интересовались «тщательно сделанными древними списками» книг Нового Завета. Но ни тот, ни другой не уточняют, к какому именно времени относятся те списки, которые они считают «древними».

ДЭ, как известно, отсутствует в двух самых важных и, главное, самых ранних из числа сохранившихся до наших дней кодексов: Ватиканском (B) и Синайском (א). В том и в другом текст Евангелия от Марка заканчивается стихом 16:8. Если бы ДЭ отсутствовал только в одном из этих кодексов, тогда это можно было бы счесть (с небольшой долей вероятности) за какое-то недоразумение, недосмотр копировщиков. Но то, что ДЭ отсутствует в обоих кодексах, наносит неотразимый удар стихам Мк 16:9-20. Это поистине приговор Длинному эпилогу Мк. Особенно в свете указания Евсевия (и Кº) на отсутствие его в «точных списках»! Можно сколько угодно рассуждать об Александрийском, Цезарейском и иных каналах передачи священного текста, а также выдвигать различные гипотезы, как потерялся ДЭ, — все это останется не более чем рассуждением и не более чем гипотезами… Опровергнуть или нейтрализовать показания Ватиканского и Синайского кодексов может только более ранний документ, содержащий текст (либо соответствующий фрагмент) Евангелия от Марка вместе со стихами 16:9-20. Такого документа нет.

Итак, огромное количество позднейших по времени греческих, латинских, сирийских, коптских и иных списков Евангелия от Марка, приводимых… в пользу ДЭ, не в силах поколебать показаний Ватиканского и Синайского кодексов. А они свидетельствуют против стихов Мк 16:9-20.

Никакой другой отрывок НЗ [Нового Завета] не подвергся такому засорению все новыми и новыми вставками и приписками, как Длинный эпилог Мк. В Вашингтонском кодексе ДЭ предстает перед нами в наиболее засоренном виде. Другие копии, содержащие более мелкие вставки (например, слова καὶ̀ ε̉ν ται̃ς χερσίν в стихе 16:18 или повторение стиха 16:8 между КЭ [Короткий эпилог] и ДЭ), показывают, что засорение ДЭ было не случайным, но весьма распространенным явлением. Впечатление такое, что средневековые копировщики, обычно аккуратные и старательные в точной передаче текста Нового Завета, переставали быть таковыми, когда дело касалось ДЭ. В отношении этих двенадцати стихов им были позволены любые вольности. Более того, подчас весь ДЭ не мог удержаться на своем месте и начинал кочевать по Новому Завету. В двух средневековых армянских копиях он появляется после Евангелия от Иоанна, а в одной — после Евангелия от Луки (!). Впору говорить о злом роке, преследующем ДЭ.

Число «отрицательных» свидетелей значительно увеличится, если мы обратимся к другим свидетелям категории versional evidence. К примеру, в среде армянских переводов НЗ соотношение свидетелей «за» и «против» ДЭ совершенно иное! По замечанию Б. Мецгера, «из 220 армянских рукописей, которые изучил Э. Колуэлл, только 88 содержат Мк 16:9-20 без комментариев; в 99 рукописях Евангелие заканчивается стихом 16:8; в других есть свидетельства, что писцы сомневались в аутентичности данного фрагмента». Если в греческом ареале соотношение свидетелей «против» и «за» 1 к 26,6, то в армянском — 1,1 к 1 (с перевесом первых), или даже 1,3 к 1.

Разумеется, степень важности показаний греческих списков (исполненных на языке оригинала) и показаний иноязычных переводов НЗ не одинакова. И все же нельзя не отметить крайнюю непопулярность стихов Мк 16:9-20 среди армянских копировщиков. Вряд ли это было случайное явление.

Сам порядок явлений воскресшего Христа, представленный в ДЭ, — сначала Марии Магдалине, затем двум ученикам, и, наконец, одиннадцати, — воспроизводит порядок явлений, представленный евангелистом Лукой, и, отчасти, евангелистами Матфеем и Иоанном. Лука и Иоанн представляют ряд явлений воскресшего и дают их более или менее подробное описание. Автор ДЭ был знаком с этими описаниями и аккумулировал (или компилировал) их в своем добавлении к Евангелию от Марка…

В частности, автор ДЭ пользовался Евангелием от Луки, говоря о бесах, изгнанных из Марии Магдалины. Не столь важно, в каких именно выражениях говорится об этом: вышли ли из Марии семь бесов или были изгнаны из нее, — тут важен не способ исцеления, а суть, — то, что Мария избавилась от семи бесов, то есть излечилась, несмотря на тяжелую форму беснования (эпилепсию), — столь тяжелую, что она представлялась семикратной по сравнению с обычным беснованием. То есть, в словах ДЭ: ης ε̉κβεβλήκει ε̉πτά δαιμόνια указание на семь бесов (ε̉πτά δαιμόνια) важнее, чем ης ε̉κβεβλήκε и прочие детали. Детали могут варьироваться. Суть остается сутью. И, поскольку, указание на семь бесов в ДЭ повторяет указание Луки, мы вправе говорить о зависимости ДЭ от Евангелия от Луки…

Конечно же, автор ДЭ, как и автор Ин 21, обладал рядом преданий, ходивших среди ранних христиан и не вошедших в канонические Евангелия… Одним словом, ДЭ отнюдь не оригинален и не автономен по отношению к другим Евангелиям… В то же время мы видим, что ДЭ не настолько шероховат и противоречив, чтобы не соединяться более или менее удачно с предыдущим текстом Мк.

Скажем несколько слов и о КЭ [Коротком Эпилоге]. Его называют также промежуточным эпилогом (the intermediate ending). Сам по себе Короткий эпилог также свидетельствует против аутентичности ДЭ. Вообще наличие нескольких вариантов окончания Евангелия от Марка должно насторожить здравомыслящего читателя. Если окончаний этого Евангелия было, как минимум, три, — РО [Резкое окончание (Мк 16:8)], КЭ и ДЭ (а, может, и больше), — каждое из которых уходит корнями в глубину веков, то читатель вправе спросить у ученых: какое из этих окончаний верное? Однозначного ответа на этот вопрос у исследователей пока нет.

Мы уже отметили, что автор КЭ очевидно не был знаком с ДЭ. Бедный и тусклый КЭ не мог возникнуть как замена более яркого и выразительного ДЭ. Наоборот, автор ДЭ мог знать КЭ. Короткий эпилог по многим причинам неудовлетворителен для Церкви и понятно, почему он в конце концов был удален из Евангелия от Марка. В то же время все данные КЭ присутствуют и в ДЭ. По этой причине ДЭ можно рассматривать как исправление и улучшение КЭ (хотя мы больше склоняемся к тому, что ДЭ возник независимо от КЭ). Из этого следует, что КЭ появился раньше ДЭ, тогда, когда ДЭ еще не был известен. Важно также учесть, что в тех кодексах, в которых КЭ и ДЭ приводятся вместе, КЭ, как правило, стоит перед ДЭ. Вероятно, таким образом копировщики оказывали уважение к КЭ как более раннему или более авторитетному тексту.

Все эти моменты указывают на то, что ДЭ вторичен по отношению к КЭ. И это притом, что сам по себе Короткий эпилог не согласован с предыдущим тестом Марка, совсем не упоминается в патристике и не признается аутентичным ни Церковью, ни исследователями. Если такое отношение к себе заслужил более ранний и более авторитетный (в глазах некоторых копировщиков) отрывок, то какого отношения заслуживает отрывок более поздний и вторичный?

Повторим, что по большому счету мы не считаем ДЭ вторичным по отношению к КЭ или зависимым от него. Мы считаем также, что Короткий эпилог — своеобразный и очень важный текст, заслуживающий пристального внимания и самого тщательного изучения. Приведенным выше рассуждением мы хотели только показать, что наличие КЭ отнюдь не благоприятствует установлению аутентичности ДЭ.

По своей сути мнение Ф. Дж. Хорта (Hort), высказанное еще в 1881 г., по-прежнему сохраняет свою силу. Пассаж Мк 16:9-20 первоначально не был составлен как эпилог Евангелия от Марка; но только впоследствии был добавлен к стиху Мк 16:8, будучи найденным «в некотором вторичном тексте, доставшимся от предыдущего поколения». Б. Мецгер также заключает, что «ввиду несоответствий между стихами 1-8 и 9-20 маловероятно, что Длинный эпилог был составлен ad hoc, для того, чтобы заполнить очевидный пробел; более вероятно, что он является выдержкой из другого документа, датируемого, возможно, первой половиной II в.» Да, если интерполированный ДЭ — изначально не был сочинен как эпилог Евангелия от Марка, тогда, конечно же, это воспроизведение некоего уже готового документа, который в свою очередь являлся компиляцией данных канонических Евангелий. От перестановки слагаемых сумма не меняется. Сам ли автор ДЭ компилировал евангельские тексты, или этим занимался его источник, — большой разницы нет. Важно, что и создатель ДЭ, и его возможный источник — это не автор Евангелия от Марка, но иное лицо, жившее в более позднее время и зависимое от уже существующих канонических Евангелий.

Трудно сказать, сохранилось ли что-то из первоначального евангельского сказания в последнем Евангелии. Изучая писание Иоанна, можно прийти к заключению, что его рассказ о воскресении Христа всего лишь обыгрывает и развивает рассказы синоптиков, главным образом — Матфея и Луки. В словах Марии Магдалины: «унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (20:13) чувствуется влияние Матфея, который написал о слухах среди иудеев, что тело Иисуса было похищено из гробницы. Далее, приход воскресшего Иисуса в дом, где собрались ученики (20:19 сл.), напоминает соответствующий рассказ Луки (24:36 сл.). Наконец, сообщение о неверии Фомы (20:24) конкретизирует замечание Матфея, что при встрече с ожившим учителем некоторые ученики усомнились. Тем самым получается, что Иоанн перерабатывал уже вторичный материал. Четвертое Евангелие отстоит от первоначального сказания еще дальше, чем Евангелия от Матфея и Луки.

КЭ не повезло, — с течением времени и он не устроил Церковь. Первое время он доминировал, потом вынужден был разделить свои полномочия с ДЭ, а под конец и вовсе сдаться ему. ДЭ занял место КЭ. Трудно сказать, однако, выглядел ли ДЭ изначально так, как он выглядит теперь. Выше мы сетовали на его непростую судьбу. Возможно, та концовка Евангелия от Марка, которую мы имеем сегодня, появилась в результате многочисленных перекрестных редакций, включавших как его расширение и засорение, так и сокращение и подчистку. В конце концов, ДЭ получил ту форму, которая в наибольшей степени устроила Церковь. Поэтому с некоторых пор ДЭ перестали редактировать: Евангелие от Марка стало заканчиваться так, как должно.

Оригинал статьи: krotov.info/libr_min/05_d/der/evensky_11.htm